Чародей на том свете - Владимир Лещенко Страница 27

– Тише, тише, – успокаивающе молвил Открыватель Путей. – Все будет в порядке.

Он постоял так минуту-другую, а затем перешел на противоположную сторону алтаря и проделал ту же процедуру с ногами молодого человека.

Затем воспарил в воздух и завис прямо над жертвенником. Его тело забилось мелкой дрожью. Из него полилось изумрудное сияние, окутывая Горового плотным, непроницаемым коконом. По поверхности этого гигантского кокона побежали голубоватые искры.

Висящий Упуат стал медленно поворачиваться вокруг своей оси, и кокон тут же последовал примеру волчка.

Но вот их обоюдное движение прекратилось. Нетеру махнул хвостом, и зеленая скорлупа кокона пошла трещинами, а затем и вовсе пропала.

Опустившись на краешек алтаря, Упуат внимательно осмотрел Даню и, по-видимому, остался доволен своей работой. Еще бы! От многочисленных ушибов и кровоподтеков не осталось и следа.

– Ну вот, – с удовлетворением констатировал Путеводитель. – А то заладила: «собакам нельзя присутствовать при этом обряде». Тогда кому же можно?

Проковыляв к статуе Исиды, пес уставился в золотое улыбающееся лицо и подмигнул богине:

– Видала, Премудрая, оказывается, есть еще порох в пороховницах!

Не дождавшись ответа, на который он, впрочем, и не рассчитывал, ведь это только в присутствии Мастера Хнума да его учеников-жрецов золотые статуи начинали разговаривать, Упуат решил осмотреть храмовые фрески.

Для экскурсии было темновато, но волчку не требовалось дополнительного освещения. Он и без того увидел все, что хотел. И увиденное его, прямо скажем, озадачило. Мало сказать, даже насторожило.

– Хм, хм, – комментировал он каждую новую картинку. – Это что же получается? Это, выходит, и здесь тоже была наша станция.

Странно. Почему он об этом ничего не знал? Или ему, полукровке, все-таки не доверяли в полной мере? Возможно все. Среди нетеру никогда не было полного единства. Руководство, Великая Девятка и те не обладали всей полнотой информации, что же говорить о рядовых членах экспедиции.

Взгляд волчка задержался на одном изображении, представляющем, как можно было догадаться, эвенкийское верховное божество, Творца. Склонив голову набок, Упуат поцокал языком и процедил сквозь зубы:

– А ты-то как здесь оказался, Красноглазый?..

Что-то разбудило Даньку. А что именно, и сам понять не мог.

Видел такой изумительный сон.

Находился на берегу какой-то речки или пруда. Довольно жарко, и Данила решил искупаться. Только разделся и хотел с разбегу бултыхнуться в воду, как заметил, что он здесь не один.

Метрах в трех от берега кто-то уже освежался. Он хотел окликнуть отдыхающего, поинтересоваться, как водичка, теплая или не очень, и тут увидел, что в реке плещется красивая юная девушка. Причем совершенно обнаженная.

Тихохонько подобравшись к самой воде, Данька засел в прибрежных кустах и вознамерился получше рассмотреть нимфу, черты лица которой показались ему смутно знакомыми. Где-то он уже видел эти карие чуть раскосые глаза, тонкие, удивленно изогнутые брови, задорно вздернутый носик, губы, формой напоминающие взмахнувшую крыльями бабочку. Парень даже откуда-то знал ее имя: Эля. Такое мелодичное и озорное.

Эх, сюда бы сейчас бинокль. Только он высунул из кустов нос, как что-то цапнуло его за плавки и с силой потащило назад. Наверное, зацепился за сучок, догадался Даня. Досадливо повернулся, чтобы освободиться, и увидел, что это никакой не сучок, а большой черный пес, похожий на волка. Уставил на Даньку злющие желтые миндалины-глаза и пытается сжевать его плавки.

«Тебе чего? – прикрикнул он на псину. – Кыш, вон пошел!»

Собака не унималась, все дальше и дальше оттаскивая парня от заветного берега. И, главное, Данька ничего не мог поделать. Остаться без трусов он не желал. Еще больше не хотелось, чтобы его в таком беспомощном положении увидела Эля.

И вдруг пес разжал челюсти. Не удержав равновесия, Данила уселся на песок. А четвероногий, нахально оскалившись, прорычал:

«Нехорошо подглядывать за раздетыми девушками! Для здоровья вредно!»

От ужаса Даня зажмурился, а когда открыл глаза, понял, что не спит.

Он, почему-то действительно неодетый, даже без плавок (вот уж верно, сон в руку), лежал на чем-то гладком и холодном. Поежившись, молодой человек сел и, свесив ногу, попробовал достать до пола. Когда ему это удалось, он успокоился. Легко спрыгнул со своего насеста и сделал несколько приседаний, чтобы размять затекшие руки и ноги.

Остатки сна улетучились, и Данила вспомнил, где он находится и что, собственно, с ним произошло.

Плен, неожиданное спасение, прогулка верхом на мамонте… И еще что-то. Нечто важное и очень волнующее.

Ага! Танец с бубном! Эля, поющая перед сияющей статуей…

Но, позвольте, он ведь, кажется, был тяжело болен?! Отчего же чувствует себя так превосходно, что даже петь хочется?

Даниил недоверчиво ощупал голову, плечи, грудь и руки. Ни царапины, ни ушиба. Кто же это так над ним потрудился? Прекрасная колдунья или…

Он покосился на Упуата, свернувшегося клубочком и мирно похрапывающего у наоса.

Да не все ли равно? Главное, что он жив и здоров и с ним рядом находятся верные друзья.

Спать совсем не хотелось, и Данька решил поосмотреться.

Потихонечку, чтобы не разбудить товарищей, парень нащупал свою одежду, лежавшую неподалеку от алтаря, облачился и двинулся вдоль стен.

Уже занималась заря, и слабый свет проникал сквозь окна, находившиеся где-то под потолком. Но все равно освещения было недостаточно, и Горовому приходилось напрягаться, чтобы рассмотреть то или иное изображение.

И тут на стену лег желто-красный отблеск. Данила обернулся и увидел у себя за спиной Элю с горящим факелом в руке.

– Доброе утро! – расплылся он в глупой улыбке.

– Привет! – ответила девушка. – Ты как?

– О-го-го! – напряг мускулы Данька и ударил себя кулаком в грудь так сильно, что даже закашлялся.

– Я вижу! – захихикала Эля. – Что, с утра пораньше решил приобщиться к прекрасному? – кивнула она в сторону фресок.

– Профессиональный зуд. Не желаешь поработать экскурсоводом?

– Куда же я денусь. Этот храм, – она развела руками, – был построен пятьдесят лет назад в честь чудесного спасения нашего народа от Великой Катастрофы. Он посвящен Хозяйке Вселенной Энекэн Буга и Царю-Богу Сэвэки-тэгэмеру.

Произнося священные имена, девушка поочередно указала сначала на наос, затем на одно из настенных изображений.

– На этих картинах запечатлены основные этапы нашей истории. Вот смотри…

На первых фресках изображались мифологические сцены творения.