Призванные луной - Патриция Бриггз Страница 27

Молодой человек за кассой выглядел так, словно готов был задать мне немало вопросов, но я укротила его взглядом. Мои знакомые осведомлены, что не стоит вступать со мной в борьбу взглядов. Я не была вер-кто-нибудь, но и он тоже, а обо мне он этого не знал. Напугать его было приятно, но я не слишком хорошо себя чувствовала после этого.

Мне необходимо было что-то делать, все, что угодно, а приходилось все утро ждать. Ждать означало беспокоиться о Джесси, представляя себе, как она страдает в руках похитителей, и думать о Маке и гадать, могла ли я предотвратить его смерть. Это означало снова переживать унижение от того, что Бран объясняет мне: мужчина, которого я люблю, просто меня использует. Мне хотелось убраться из Осинового Ручья, где воспоминания о шестнадцатилетней девочке преследовали меня, как я ни старалась от них избавиться; подчинение Брану слишком глубоко укоренилось во мне — особенно когда его приказ был совершенно ясен. Но испытывать при этом радость было совсем не обязательно.

Я возвращалась в мотель, дыхание паром вырывалось изо рта, снег скрипел под ногами, когда что-то меня окликнул:

— Мерси!

На шоссе остановился зеленый грузовик: очевидно, водитель увидел меня. Но сам он не показался мне знакомым. Яркое солнце, отражавшееся от снега, очень мешало, поэтому я заслонила глаза рукой и повернулась, чтобы лучше его рассмотреть.

Как только я сделала это, водитель выключил мотор, выпрыгнул из машины и пошел по шоссе..

— Я слышал, что ты здесь, — сказал он, — но решил, что ты уехала рано утром, иначе давно бы тебя разыскал.

Голос определенно знакомый, но никак не сочетается с курчавыми рыжими волосами и гладким лицом. Человек как будто обиделся, даже рассердился оттого, что я сразу его не узнала. Потом покачал головой и рассмеялся.

— Я все забываю, что каждый раз, как погляжу в зеркало, вижу незнакомого человека.

Глаза, мягкие и голубые, соответствуют голосу, но окончательно я узнала его благодаря смеху.

— Доктор Уоллес? — спросила я. — Это действительно вы?

Он сунул руки в карманы, наклонил голову и улыбнулся.

— Точно, как лунный свет, Мерседес Томпсон, как лунный свет.

Картер Уоллес работал в Осиновом Ручье ветеринаром. Нет, вервольфов он обычно не лечил, но здесь были кошки, собаки и скот — достаточно, чтобы он был занят. Его дом стоял по соседству с тем, в котором я росла, и он помог мне пережить первые месяцы после смерти приемных родителей.

Доктор Уоллес, которого я помнила, был человеком средних лет, лысеющим, с животиком, который свешивался над ремнем. Лицо и руки его загорели и покрылись морщинами из-за долгих часов, проведенных на солнце. Встреченный мною человек был худым, поджарым и выглядел голодным; кожа у него была как у двадцатилетнего, но больше всего изменилась не его внешность.

Картер Уоллес, которого я помнила, был медлителен и мягок. Я видела, как он выманил скунса из груды шин, и при этом тот не окутал никого своей вонью; он голосом удерживал испуганную лошадь, доставая из ее ноги колючую проволоку. В нем было что-то мирное, прочное и подлинное, как в дубе.

Больше этого не было. Глаза его оставались яркими и добрыми, но в его взгляде, который был устремлен на меня, было что-то хищническое. Облако насилия окутывало его, я почти ощущала запах крови.

— Давно ли вы стали волком? — поинтересовалась я.

— В прошлом месяце исполнился год, — ответил он. — Не отрицаю, я клялся, что никогда этого не сделаю. Слишком много и в то же время недостаточно я знал о волках. Но год назад мне пришлось уйти на пенсию, потому что руки больше не работали. — Он с некоторой тревогой оглядел свои руки и чуть успокоился, показав мне, что все пальцы свободно шевелятся. — Я правильно поступил. Если ветеринар к чему-либо и привыкает, особенно здесь, так это к старости и смерти. Джерри снова принялся за меня, но я упрям. Потребовалось нечто большее, чем артрит и Джерри, чтобы я согласился.

Джерри — это его сын. Он вервольф.

— А что случилось? — спросила я.

— Рак костей. — Доктор Уоллес покачал головой. — Мне сказали, что он зашел слишком далеко. Ничего, кроме месяцев в постели и надежды умереть до того, как перестанут действовать уколы морфия. У всего есть своя цена, но этого я перенести не мог. Поэтому попросил Брана.

— Большинство людей не переживают Перемену, особенно если они уже больны, — заметила я.

— Бран говорит, что я слишком упрям, чтобы умереть. — Он снова улыбнулся, и его улыбка начала меня тревожить: было в ней нечто такое, чего у доктора Уоллеса, моего доктора Уоллеса, никогда не было. Я забыла, как быть знакомым с человеком по обе стороны Перемены, забыла, насколько волк меняет личность человека. Особенно когда человек его не контролирует.

— Я хотел возобновить практику, но Бран не разрешает. — Доктор Уоллес чуть раскачивался на каблуках и щурил глаза, словно видел то, чего не видела я. — Дело в запахе мяса. Со мной все в порядке, пока нет крови.

Последнюю фразу он произнес шепотом, и в его голосе я услышала желание.

С глубоким вздохом он взял себя в руки и посмотрел на меня глазами, которые были лишь чуть темней снега.

— Помнишь, годами я утверждал, что вервольфы не очень отличаются от диких хищников.

«Как большая белая акула или гризли», — говорил он мне.

— Помню, — ответила я.

— Самцы гризли не нападают на своих самок, Мерси.

Они не жаждут насилия и крови. — Он закрыл глаза. — Несколько дней назад я едва не убил свою дочь за то, что она сказала что-то такое, с чем я был не согласен. Если бы Бран не остановил… — Он покачал головой. — Я стал не животным, а чудовищем. И никогда не смогу снова быть ветеринаром. Пока я жив, моя семья никогда не будет в безопасности.

Последние его слова отозвались эхом. «Черт побери, — думала я. — К этому времени у него уже должен быть прочный контроль. Если он уже целый год волк и все еще не в состоянии контролировать себя в гневе, значит, никогда не сможет, а контроль необходим для выживания. Волки, не умеющие себя контролировать, уничтожаются ради безопасности стаи. На самом деле единственный вопрос: почему Бран до сих пор не принял меры?»

Хотя ответ я знала: доктор Уоллес был одним из немногих, кого Бран считал своим другом.

— Я бы хотел, чтобы Джерри вернулся на День благодарения, — заявил доктор Уоллес. — Но я рад и возможности увидеться с тобой до твоего отъезда.

— А почему здесь нет Джерри? — спросила я. Джерри всегда куда-то ездил по поручениям Брана, но, конечно, он может вернуться до того, как его отец…

Доктор Уоллес провел рукой по моей щеке, и я поняла, что плачу.

— У него дела. Он присматривает за одинокими волками, которые находятся вне стаи. Это важно, Конечно, важно. Но если доктор Уоллес скоро умрет, сын его должен быть здесь.