Имперские ведьмы - Святослав Логинов Страница 27

Поселок или, скорей, небольшой городок расположился на полосе берега между морем и невысокими увалистыми горами. Деревенские домики, в которых Влад при всем старании не мог заметить ничего живого, стояли далеко друг от друга, и тропинок между ними не было; у ведьм не принято ходить в гости. Тропинки сходились на центральной площади, где и решались все дела, мирные и немирные.

Морщинистые беззубые старухи дремали на завалинках возле своих домов или толклись на площади, что-то крикливо обсуждая. Дебелые матроны неторопливо шествовали по уличкам, а выйдя за город, мгновенно взлетали и уносились по делам. Летать по городу среди бела дня считалось неприличным. Причудливые одевки облекали дамские фигуры; не может женский ум смириться с единообразием в одежде, и селекция, веско подтвержденная колдовством, доказывала, что портновской фантазии пределов нет. Совсем юные ведьмушки, еще не подманившие своей первой одевки, носились по берегу, мелькая загорелыми попками.

Мирная, идиллическая картина, и на нее, словно прозрачный трафарет, наложен совсем иной пейзаж — военно-индустриальный. То здесь, то там над домами вздымались восьмидесятиметровые минареты космических катеров, межзвездных истребителей, почтовых и исследовательских кораблей. Краса и гордость галактической империи, ее сила и мощь, взятая в плен отчаянными наездницами. Те ступы, что стоят вертикально, — живые, но тут же рядом, в куда большем количестве валяются остовы погибших кораблей. Словно валы, они отделяли один домик от другого, создавая неправдоподобную ячеистую структуру. Лишние звездолеты хозяйки оттаскивали на городскую свалку — в ближайшее ущелье, где они лежали во много слоев, — сотни, тысячи космических кораблей, и в каждом в наглухо заблокированной рубке перед ослепшими экранами и мертвой приборной доской — мумия замученного пилота.

— Как же вы должны нас ненавидеть! — прошептала Чайка, впервые взглянувшая новыми глазами на знакомую с детства картину.

— Сейчас нужно думать не о прошлом, а как прекратить этот кошмар, — сказал Влад.

— Я понимаю, — жалобно произнесла Чайка, — но что я могу сделать прямо сейчас? Сунусь туда — только голову потеряю. Ведь я даже не знаю, какое решение принял совет, кроме, разумеется, приговора мне.

— С чего ты так уверена, что совет вынесет тебе смертный приговор? Сама же говорила: посмеются старухи над Вайшей и из совета попрут.

— Конечно, посмеются и попрут, но меня все равно приговорят, чтобы другим неповадно было на старших руку поднимать. И не к смерти приговорят, у нас такого нет, а к развоплощению. Это хуже. Ты знаешь, когда они придут меня развоплощать, ты меня убей, чтобы им ничего не досталось.

— Когда они придут тебя развоплощать, — пообещал Влад, — я убью их и буду убивать до тех пор, пока охотники развоплощений не переведутся на той и на этой Земле.

— Ничего ты им не сделаешь, — безнадежно произнесла Чайка. — Что ты можешь сделать? Манипулятором махать? Так они близко и не подойдут. Они даже на выстрел подходить не станут — незачем. Просто соберутся шестеро старших ведьм, составят гексаграмму, так, чтобы они по углам, а я — в центре. И все, одна шкурка от меня останется. Ни сил, ни души, ни памяти. Только дышать смогу и глазами лупать. Таких, развоплощенок, свозят в этот город. Видишь, на окраине дом большой… больше всех остальных… видишь?.. Вот там они и лежат, развоплощенки. Кашу им в глотку вливают, а все остальное, что нужно, одевка делает. Чистит, обихаживает, пролежни лечит.

— Зачем же их там держат? — не выдержал Влад. — Оно и впрямь, лучше бы убили.

— Их используют как маток. Они детей рожают, каждые десять месяцев. Одну девочку родит, и ее тут же снова беременной делают. Сами-то ведьмы мало рожают. Я говорила, у некоторых по тринадцать дочерей, но такие семьи — редкость. Все больше по одной дочке. А эти — как заведенные, все время или беременные, или только что родившие. А ты думал, почему в этом городе столько детей? В других городах меньше. Я ведь и сама из этих… из развоплощенских. Домашние нас щенками дразнили. А ты ей ничего и сделать не моги, у нее мать, она за свою дочулю тебе башку свернет. Я в приюте жила, а Каина, она меня старше, всю жизнь меня тюкала. Наверное, за то, что нас одна матка родила, а мы такие непохожие. Я даже специально ходила смотреть свою родительницу, чтобы узнать, кто из нас настоящая дочь, а кто наколдованная.

— И как?

— Не поняла. Лежит такая квашня, лицо опухшее, в глазах ни мыслиночки, брюхо горой. И воняет. Одевка вовсю старается, а от нее все равно вонью несет. Знаешь, как страшно? Потому и говорю: ты меня лучше убей, а им не отдавай.

— За что твою мать развоплотили? — спросил Влад, сам удивившись, как легко соскользнуло с языка прежде неизвестное жутковатое слово.

— Ни за что. По злому навету.

— Это как? — Вот уж во что Влад не мог поверить, что у ведьм, способных читать чужие мысли и проницать взором неведомое, могут быть судебные ошибки.

— Кто-то жупельницу в один из домов подпустил, — начала рассказывать Чайка. — Есть такая пакость в океане, на одном из островов. И эта жупельница, прежде чем ее убили, две семьи выела. Ясное дело, за такое полагается развоплощение. А как узнать, кто это сделал? Тут без сестры-дознавательницы не обойтись. Сестра-дознавательница — это обычная ведьма, но у нее есть хитрая особенность: она всегда все про своих соседок знает. Вроде и в трубу не подглядывала, а спроси, что соседка на обед варила — мигом скажет. В той деревне одна такая была, к ней и пошли. А она сразу на мою мать показала — она, мол, больше некому. Стали проверять: и впрямь летала она на тот остров, метла-то дорогу помнит. Та в слезы: мол, на горячие источники летала, угри выводить, а жупельницу не привозила. Да кто ж поверит? Приговорили… Привезли ее сюда, а она возьми да и потребуй у матерей эликсир правды.

Чайка вздохнула и потерла пальцем нос, словно проверяя, не объявились ли там угри. Влад слушал рассказ, как страшную сказку, каких в жизни не бывает. Корабль висел высоко над городом, так что снизу и не разглядеть; Влад и Чайка ждали вечера.