Магия Неведомого - Николай Басов Страница 27

Ну-ну, думал Берит, примеряясь, как сподручнее выхватить наваху со здоровенным выкидывающимся клинком. Он верил своему ножу и не сомневался, что с тремя-то деревенскими дурнями справится, хотя и не нужно было ему привлекать внимание. Да, они могли все испортить.

Вот третий был самым опасным, жестокий, тупой, сильный и почти наверняка из тролльей породы. Хотя чего уж тут, тролльей крови в нем было едва на восьмую часть, а значит, и с ним можно было справиться, если драться быстро и пронырливо.

Потом они куда-то отвалили, не видно эту троицу стало, может, лениво думал Берит, они ждут, пока стемнеет, или почуяли, что он их заметил, и из осторожности решили не связываться с тем, кто их не испугался, а остается на месте. Всякое в городе бывает, по-разному получается, заранее не скажешь.

Потом последний свет в небе угас окончательно, и стало темно, лишь факелы перед воротами храма-крепости Метли стражники запалили и ушли внутрь, бродить себе по стенам да в кости играть по маленькой, коротая ночь. Вот тогда-то на Берита и накатило. Он вдруг понял, что может проникать своим сознанием в этот храм, может видеть переходы, где тускловато горели слабые, внутренние факелы, может видеть служителей, усевшихся за свой скудноватый ужин, может видеть подземные переходы и даже стражников, совершающих медленные обходы.

Иногда он даже слышал, как они топают по плитам переходов грубыми солдатскими сапогами и как звякают оружием. А вот что они при этом говорили, он не слышал – такая странность с его слухом приключилась. Как, почему, откуда у него была эта особенность – оставаясь в стороне видеть почти все, что происходило в домах и даже, как в данном случае, в храме, окруженном тяжелой и мощной стеной, почти наверняка защищенной магией и молитвами многих и многих людей, которые к этой самой Метле Святой обращались за помощью? – этого он осознавать уже давно не пытался. Это был его талант, дар или проклятье, из-за которого он и стал вором. Талант, который требовал, чтобы он его применял, использовал, едва ли не развивал, который не мог оставаться неиспользованным, неприменяемым, талант, которому Гиена и сам был не рад, но который составлял его особенность, делал его отличным от всех других людей на свете.

Он сосредоточился, хотя и так сидел, утонув в храме Метли, как в небольшом болоте, из которого можно и не выбраться вовсе… постарался и понял, как может проникнуть глубже обычных подземелий храма, потом еще немного дальше… И вот у него уже получилось едва ли не зрительно представить себе коридор, ведущий к хранилищу, с мокрыми от вечной сырости стенами, он разобрал и ступени, такие низкие и щербатые, неверные и истертые, что на них можно ногу сломать, а потом и дверь, которая закрывала доступ в главную камеру. Дверь он изучил внимательно, замок был несложный, такие он и в юности открывал за пару тычков, но что-то было не так… Как ни странно, ему мешала темнота, царящая там, в подземелье, ему бы немного света, хоть от далекого факела, вот тогда бы он…

– Хорошо расселся? – раздался голос.

Берит с трудом выдернул себя из храма, оторвался от исследования запора сокровищницы и попытался вернуться в нормальное состояние. Оказалось, к нему подвалили громилы, один уже уселся рядышком на корточки, привалившись к стене дома, зафиксировал левую руку, это был говорливый коротышка. Второй, длинный пастух, просто наступил ему деревянным башмаком в невероятно вонючих обмотках на правую ладонь. Третий стоял перед ним, поигрывая каким-то тесаком, больше смахивающим на мясницкий нож для разделки туш. И поигрывал-то он им не слишком умело, так, просто перекладывал из ладони в ладонь… Дураки они были, как есть дураки. Если уж решили его порезать, то следовало сразу бить, ногой ли, коленом, или всем сразу навалиться, пока он был еще там, в храме Метли. А теперь… все изменилось, он уже был тут, в своем теле. Берит попробовал вернуть глазам способность видеть, к счастью, темнота в подземных коридорах храма этому немало сейчас способствовала.

– Выкладывай-ка, городской, чего там у тебя заимелось, – просипел третий, тролльей закваски, с тесаком. – И не вздумай сказать, что ничего нет, мы голодны…

Договорить он не успел и стоял далеко, чтобы сразу вмешаться в драку. Берит еще раздумывал, очень уж соблазнительно было освободить именно правую руку, чтобы потом… Но обмотки у пастуха были слишком вонючие, поэтому он сделал иначе. Резко наклонился влево, к коротышке, и куснул его за нос – за самую выдающуюся часть морды. Кровь брызнула на язык и на губы как соленая и неприятная на вкус гадость, но Берит был к этому готов и заранее сказал себе, что это будет ненамного хуже того, что иной раз готовит ему Гонория.

Коротышка с невнятным, но мучительным мычанием отдернулся и покатился по земле, зажимая лицо, пробуя не захлебнуться в собственной крови. А в зубах Берита остался кончик его носа, тоже вонючий, не уступающий обмоткам длинноногого пастуха. Берит выплюнул его и освободившейся левой быстро ударил раскрытой ладонью – чтобы ненароком не промахнуться в темноте – пастуха в колено сбоку. От этого удара в колене что-то затрещало. Попутно он выдернул ладонь, отдавленную деревянным башмаком, но все же не сломанную, и стал почти свободен. Почти… В том смысле, что он-то сидел у стенки, а третий, с тесаком, стоял над ним.

Но этот недотролль промедлил, не ожидал сопротивления, был настроен поглумиться, как многие из деревенских дурней любят, вместо того чтобы действовать, бить и не давать Бериту подняться… И его промедление оказалось довольно долгим… Гиена укатился вбок, за уже орущим во всю глотку толстяком, чтобы оставаться в темноте, в которой вся троица плохо ориентировалась, не разбиралась, что происходит.

В общем, на несколько последующих мгновений катающийся от боли по мостовой толстяк и Берит слились в одну почти неразличимую кучу, и хотя троллевидный ударил своим тесаком, но по тому месту, где Берита уже не было. Плохая, дешевая сталь широкого и длинноватого ножа высекла из стены искры и зазвенела, как показалось Бериту, едва не перекрывая вой укушенного.

Тогда Гиена крутанулся еще раз, почти под ноги главному громиле, и сумел проскочить, даже поднялся на колени, даже ногу одну уже поставил, чтобы встать, вот только… Тот пастух, у которого колено все же хрустнуло, но не сломалось, ударил его ногой, пробуя достать носком своего сабо с обмоткой и не задеть замешкавшегося третьего с ножиком. Он бы сумел, вот только… Опорная его нога вдруг описала какую-то невероятную дугу, длинный пастух вздернулся всем телом в воздух и шлепнулся с таким звуком, словно ком мокрого тряпья кто-то с размаху швырнул на эти камни. Нужно было для дела-то более подходящие башмаки раздобыть, с мстительным удовольствием успел подумать Берит Гиена.

Он сумел защититься от этого удара, силы-то в нем не было, только по рукам досталось. Тогда он все же перекатился еще разок назад и вскочил. Но еще вставая дотянулся до своей навахи.

Когда она с металлическим, сухим, а не звонким щелчком выпустила свое лезвие длинной в половину локтя, изокнутое внутрь, как серп, и острое, третий из нападающих попробовал его опередить, взмахнув все же тесаком после предыдущего, крайне неудачного удара, с далеким выходом вперед, чтобы достать эту неясную тень, на которую они, к своему несчастью, напали… Берит видел этот удар, он отшатнулся немного, а потом попробовал ударить навахой по уходящей сбоку от него руке противника. Удар тоже не получился, Берит для толкового удара еще неправильно стоял, не успел закрепиться на ногах и сгруппироваться, но все же что-то зацепил. Хотя может быть, всего лишь разрезал плотную куртку этого деревенского…