Новейшая оптография и призрак Ухокусай - Игорь Мерцалов Страница 27

Для Сударого слава обернулась лишними хлопотами и пудами бумаги, которые он был вынужден исписывать, вежливо отказываясь от предложений различных редакций «сделать что-нибудь в таком же духе», ссылаясь на отсутствие литературного дара и случайность успеха.

Пришло ему письмо и от известного оптографа Колли Рож де Крива, которому Сударый в свое время отказался помогать в разработке нового изобретения.

«Нечестно это с вашей стороны, милостивый государь! Сами говорили о том, что негоже подсматривать посредством объектива за разумными, а теперь эксплуатируете идею!» — писал тот.

«Для того и эксплуатирую, чтобы на примере показать всю отвратительность подсматривания», — вывернулся Сударый в ответном письме.

Рож де Крив переписку не продолжил, а де Косье то ли затаился, то ли отчаялся, но темные замыслы, как видно, питал — и вот его мысль, тяжкая, напоенная душной завистью, витала над Непеняем Зазеркальевичем, вторгаясь в его сны.

Переплет покачал головой. Надобно с косьевским домовым потолковать, пусть внушит своему жильцу, что негоже этак поступать. Не сглаз, конечно, но уже близко к тому. Переплет коснулся снов Сударого и отогнал темное облако — «отзеркалил», как он это называл. Для наглядности — пускай на себе испытает, каково под гнетом чьих-то дум ходить.

Тут он почувствовал шаги на крыльце и развоплотился, материализовавшись у входной двери. Гость, конечно, и не думал стучать — нет нужды: едва он приблизился, Переплет уже смахнул защитные чары, а потом опять «намахнул», когда визитер просочился сквозь дверь.

— Доброй ночи, Переплет Перегнутьевич, — пробасил вошедший. — Доброго здоровьичка. Как поживаешь?

— И тебе ночи доброй, Шуршун Шебаршунович, — поклонился Переплет, — и здоровья крепкого. Ладом живем, за что тебе и науке твоей спасибо.

Дядя Переплета — домовик знатный, солидный, у него и борода надвое расчесана, а это, к слову молвить, не всякому позволительно. Шубейка из овчины, поддевка ватная — шитья домашнего, а валенки (вот тебе и консерватор!) мануфактурные да с калошами, загляденье.

— Идем ко мне, — пригласил гостя Переплет, и оба домовых просочились в подвал.

Мало кого Переплет к себе за печку приглашал, но уж дядю — завсегда. Там у него было попросторнее, чем с виду, это по науке «искривленное пространство» называется. Только тому, кого Переплет сам за руку вводил в него, становилось видно, что, кроме старой шапки-ушанки, между печкой и стеной ухитрялось помещаться целое хозяйство. Два сундука с ковриками, плетеный кружок на полу, два креслица, стол, на гвоздиках кой-чего поразвешено, а в углу полулежат огроменные, по сравнению с хозяином, старые часы с кукушкой. Часы сломанные, если глядеть простым глазом, но духовный отпечаток прежних владельцев в них остался, и домовому этого вполне хватало, чтобы видеть время.

Скинув верхнюю одежду, Шуршун Шебаршунович уселся в предложенное кресло. На столике тут же явились начарованные загодя самовар (Переплет позаимствовал его на время из кухни, уменьшив и втиснув в свое жилище), розеточки с вареньями и бублики.

Домовые принялись чаевничать, неспешно беседуя о таких специфических предметах, как скрипы, задувы, утайки, перекладки и отводки — в общем, о том, о чем простые разумные зачастую и слыхом не слыхивали.

Потом, понятное дело, о родне речь пошла — этого мы тем более пересказывать не будем, хотя, право слово, когда домовые про родню разговор начинают, заслушаться можно. Однако нам пора переходить к той минуте, когда Шуршун Шебаршунович, отказавшись от двадцатого, что ли, по счету блюдца, сказал:

— Ну, побалакали, и будет. Ты моей помощи просил, чтобы насчет печки раскумекать?

— Да раскумекать-то немудрено — воздуховод засорился.

— А, знамо дело. Сомневаешься, стало быть, что один прочистишь?

— Прочистить-то можно, да сложно одному. Опять же сам ты учил, что и опасно. А я-то, к слову, и бывал в воздуховодах только дважды — отцу подсоблял, еще при дедушке Непеняя Зазеркальевича, а второй раз — до отъезда его батюшки, тому, стало быть, изрядно лет назад.

— Правильно-правильно, и молодец, что в одиночку не полез. Хуже нет, когда в коленце застрянешь. Печет, а ты сидишь дурак дураком… Ну так, стало быть, начнем? Струмент у тебя имеется?

— А как же!

У Переплета все уже было готово: и тряпки, и щетки, и скребки, и даже налобные фонарики и волшебная лупа. Очков-духовидов по размеру домовицких физиономий не делают, потому что домовым они, в общем, без надобности, но в иных случаях волшебная справа весьма полезна. Однако от лупы и фонарика Шуршун Шебаршунович с усмешкой отказался:

— Лишнее.

Переплет закрыл заслонку засорившегося воздуховода, снял муфту с места соединения и убрал часть трубы. Двое домовых, подобравшись, ужались и втянулись в отверстие.

Шуршун Шебаршунович полз впереди. С его комплекцией это было нелегко, однако сказывался опыт, и более худой племянник едва поспевал за ним. Они поднялись до потолка, преодолели первое колено и двинулись под полом первого этажа до следующего подъема — засор был где-то там.

— Ага, есть что-то, — сказал наконец Шуршун Шебаршунович. — Не нагар, что-то твердое. — Он пошурудил скребком и попросил: — Дай другой, потоньше.

Раздались звонкие удары — как железом по железу.

— Ага, сдвинулось! Теперь позакорючистее что-нибудь, подцеплю и выволочим. Вот так… Ай!

— Что случилось? — испугался Переплет.

— Да ничего, просто сорвалась эта штука и ухо мне поцарапала. Странно, вроде острых краев нет.

— А что это такое?

— Не пойму. Зря от фонарика отказался, никак разглядеть не удается. Вроде куска жести скрученного… Тьфу, дрянь неладная, опять застряло! — Он попыхтел, посопел, пытаясь раскачать загадочный предмет, но скоро сдался. — Нет, так не пойдет.

— Ты бы, дядя, пустил меня вперед, я попробую…

— Нет, Переплет Перегнутьевич, этак мы всю ночь провозиться можем. Надо развоплощать.

Переплет обдумал предложение и сказал:

— Боязно. Балка рядом — ну как захватим ее развоплощением? Порушится все…

— А, на этот случай есть особенный прием. Вот слушай: я тебя вперед пропущу, ты под самой этой штуковиной осторожненько так развоплоти махонький кусочек воздуховода, чтобы только щелочка образовалась. Потом через эту щелочку протягивайся и меня за собой тяни, а я уже и штуковину прихвачу.

— Сложновато. Может, ты сам, дядюшка?

— Эка сказанул! Чей дом-то — мой или твой? И потом сложность как раз в том, чтобы не себя, а именно вещь протягивать. А этим-то я и займусь.

Шуршун Шебаршунович завозился, разворачиваясь.

— И главное, как эта штуковина сюда попа… Ай! Да что такое — теперь второе ухо царапнул! Вот невезуха…

Ужавшись до последней возможности, домовые поменялись местами. Переплет постучал по фонарику у себя на лбу, заставив кристалл внутри засветиться, но оказалось, что он неплотно закрепил фонарик — тот упал и погас, ладно еще не разбился.