Таня Гроттер и перстень с жемчужиной - Дмитрий Емец Страница 27

– Типа того. Один будет орать: «Он у меня мопедугнал!..» Другая: «Алименты платить будем?..» Третий: «О, пацан, должок затобой!» Четвертый: «Бей гада! Он болеет за сборную Магфорда!» Ну и все такоепрочее. Сейчас еще терпимо, потому что народу на улице мало. А вот часиков вдвенадцать дня только держись, – сказал Гуня.

Тане стало жаль беднягу.

– А снять сглаз Гробыня не может? – спросила она.

Гломов покачал головой:

– Не-а. Она и сама не понимает, как у нее так вышло.Экспромт.

Таня вспомнила раскосые разновеликие глаза Гробыни и всепоняла. Бедная Склепова, она сама не знала, на что способна! Таня задумчивовгляделась в Гуню, и ей вдруг смутно начало казаться, что это он прикончил ееродителей, а Чума-дель-Торт здесь совсем ни при чем.

Гуня внимательно посмотрел на нее и попятился.

– Расслабься! Дыши носом! Носом дыши, кому говорю!Закрой глаза!.. Повторяй про себя: «Гуня Гломов – лучший друг! Хоть полсветаобойдешь – лучше Гуни не найдешь!» А теперь живее улетай! Мне не хочетсяусмирять тебя вломусом!

Все еще испытывая желание шарахнуть Гломова чем-нибудьтяжелым, Таня села на контрабас. Сверху она увидела, как Гуня снова дерется скем-то, пытаясь пробиться к дому. Ну, Склепша! Кто еще, кроме верного Гуни,смог бы выносить ее выходки?

* * *

Был уже полдень, а Таня все летела. Внизу простиралась всееще огромная, несмотря на множество доставшихся ей ударов, пинков и укусов,Россия. Равнины чередовались с лесами, в которых лишь изредка встречалисьскученные стада домиков. Асфальтовые дороги сплетались, как нити, которые Яггенатягивала на пальцы, когда вязала. Тянулась куда-то тонкая блестящая паутинажелезных дорог. Именно по железной дороге Таня и ориентировалась, вспоминаяодно из писем Ваньки, в котором он пояснял, как его найти.

«Добираешься по железной дороге до Екатеринбурга (имелось,конечно, в виду: «над железной дорогой»), там еще немного на восток до рекиИртыш, а дальше уже над рекой, слушая кольцо», – писал Ванька.

«Слушать кольцо» был самый безошибочный способ, который,хотя и требовал интуиции, никогда не подводил. Для того чтобы кольца необознались, требовалось прежде, хотя бы раз, потереть их друг о друга –соблюдая условие, чтобы светлое кольцо соприкасалось только со светлым иникогда с темным. Когда внизу показалась широкая, похожая на расстеленнуюковровую дорожку гладь реки, Таня снизилась. И почти сразу перстень Феофилалегонько кольнул ее палец и потянул за него едва ощутимо. Таня догадалась, чтоперстень услышал призыв Ванькиного кольца и ведет ее к нему.

Таня решила довериться перстню. На всякий случай она перешлана Пилотус камикадзис и расслабила руку, позволив ей самой направлять смычок.Смычок дрогнул, ветер хлестнул контрабасу в широкое днище, и река началауверенно сползать влево, пока наконец совсем не скрылась за горизонтом. Подсамым днищем контрабаса замелькали вершины елей. Глухой, непролазный,буреломный лес. Морщинистая древняя земля: овраги, изломы, ручьи.

«Теперь понятно, почему Иван-царевич ездил по Руси на серомволке. Пешком в год бы не пробраться», – думала Таня, вспоминая одну извисевших в кабинете Медузии картин.

Недоверчиво всматривалась она в бурелом, пытаясь понять, чтоВанька мог найти здесь такого, чего не обрел в благополучном Тибидохсе.Смотрела и не понимала, хотя силилась как могла. Неожиданно сердце кольнулотоской и тревогой. Ей показалось, что на взлобке стоит замшелый лешак и,приложив коряжную руку к бровям, смотрит на нее неотрывным, испытующимвзглядом.

Неожиданно рука со смычком круто повернулась вправо.Контрабас резко вильнул. Таня, расслабленная медленным неторопливым полетом,едва удержалась на его скользком от дождя боку.

«С ума сойти! Хорошо, что никто не видел! «Вы слышали?Гроттерша едва не свалилась на Пилотусе камикадзисе!» – подумала Таня,представляя себе новую драконбольную команду Тибидохса, отношения с которой унее пока не устаканились.

Но мысль эта не задержалась долго. Как она моглазадержаться, когда между еловыми вершинами, прежде скрытая надежнее Кощеевойиглы в брикете коровьего комбикорма, возникла небольшая поляна? На поляне, огороженныйредкозубым частоколом, стоял массивный, из толстых бревен дом с небольшимиоконцами.

На пороге дома Таня увидела крошечную, если смотреть сверху,фигурку. Такую родную, такую нелепую, вихрастую и светлоголовую. Неужели этоВанька, да еще одетый в немыслимую длинную холщовую рубаху с подпояском? Где онее откопал? В каком сундуке? Ванька стоял и смотрел наверх, на приближающийсяконтрабас. Тане казалось, что весь он как натянутая тетива лука. Еще немного, иВанька побежит к ней по воздуху, вопреки скучным физическим законам, которыедля того только и изобрели старые зануды, чтобы оправдать собственную немощь.

«Откуда Ванька знает, что я… ах да, у него же тоже кольцо…»– мелькнула ненужная и случайная мысль. Зачем она? Зачем вообще все, когдаВанька здесь?

В следующую минуту, соскочив с контрабаса, Таня целовала егомокрое от дождя лицо. Ванька обнял ее, подхватил на руки. Он весь был одиногромный сгусток нежности. Тане казалось, что она бросилась с разбегу в теплое,брызжущее лучами радости рассветное солнце.

– У тебя дождь на щеках соленый! – удивленносказал Ванька.

* * *

Они сидели у печи – настоящей русской печи, до невероятияогромной, как казалось Тане, хотя на самом деле это была не самая большаяпечь, – и Таня смотрела, как Ванька укладывает дрова и зажигает их безвсякой магии, берестой, раздувая угли. Невероятно! Тратить столько усилий, такволноваться за неокрепший, неуверенный в собственных силах огонек, когдадовольно одной искры!

Вот оно, облагораживающее влияние Сарданапала, влияние незаметное,но усиливающееся с каж-дым годом, даже когда академика и его учеников разделялисотни километров. Сарданапал, внешне мягкий и уступчивый, был наделен главнымдаром – обучать собственным примером. Обучить не обучая, не вызываясопротивления – вот высший пилотаж. С его легкой руки ленивые ученики Тибидохса– а пика магическая лень достигала курсу к третьему, когда число освоенныхзаклинаний становилось значительным – начинали ценить то, что сделано без чар,собственными руками, методом проб и ошибок. Заурядная яичница, приготовленнаябез магии, ценилась больше обеда из скатерти-самобранки, даже если яичницуприходилось отдирать от сковороды засапожным ножом. На такую яичницу приглашалив гости, и это было событием.