Ты, уставший ненавидеть - Андрей Валентинов Страница 27

И вновь наступило молчание. Наконец заговорил Ахилло:

– Прежде всего, тот ~ или те, кого мы ищем, – из Столицы. Я в этом почти уверен. Дальше. Он – или они – из «бывших». Иначе не было бы такого названия…

Сергей тоже думал об этом. «Вандея» ~ в этом слове был вызов, хорошо продуманный и дерзкий.

– Но… может быть, эмигранты… – Пустельга вспомнил данные из досье.

– Может быть, – согласился Михаил, – но у них есть человек в Столице.

Спорить не приходилось. Сергей вдруг понял, что ему следует еще раз пересмотреть все материалы по «Вандее». В предыдущие дни он несколько раз перечитал их, но тогда все мысли были о другом ~ о гибели майора и его сотрудников…

Пустельга отправил Ахилло к экспертам, чтобы попытаться узнать что-нибудь новое по поводу взрыва, а Карабаеву велел еще раз наведаться по всем адресам, где жили свидетели, видевшие Корфа. Сделал он это без особой нужды, на всякий случай. Надо было остаться одному, чтобы без помех вновь изучить дело.

И вот перед ним несколько толстых папок, на каждой из которых крупным почерком покойного Айзенберга было выведено: «"Вандея» №…». Все это Сергей уже успел изучить. Это проклятое дело началось приблизительно год назад, летом 1936-го…

Да, именно летом 1936-го… Сотрудник Иностранного отдела, некто «Зеленый», сообщил о странном случае в редакции эмигрантской газеты «Дозорный» – мелкого белогвардейского листка, выходящего в Париже. Один из его сотрудников вернулся из Китая и напечатал ряд небольших очерков. Их было шесть, но последний – шестой – был внезапно снят без всяких объяснений. Дотошный агент сумел достать корректуру. Она была тут же – в папке – смятая, а затем вновь аккуратно разглаженная утюгом, отчего страница немного пожелтела…

Очерк назывался «Вандея». Точнее, не очерк, а небольшой рассказ. Сюжет не отличался оригинальностью – несколько белогвардейцев-подпольщиков бегут из большевистского концлагеря и пробираются к Сибирской железной дороге. Они делают привал, и тут начинается беседа. Все ее участники названы не по именам, а по кличкам, причем каждый имел прозвище по фамилии одного из французских контрреволюционеров, боровшихся с якобинской диктатурой. Здесь были Батц, Рошжаклен, Кадудаль, Прижан, Фротто. Все они предлагали свои планы свержения власти большевиков – от иностранной интервенции до надежд на постепенное внутреннее перерождение режима. Последним выступил тот, кого товарищи называли Лантенак, – судя по всему, командир беглецов. Он предложил создать крупную законспирированную организацию в СССР, причем подполье должно быть связано с высшими структурами управления – с аппаратом ЦК, Наркоматом обороны и, естественно, с Большим Домом. Организацию он предложил назвать «Вандея»…

. Очерк был так себе, типичная эмигрантская агитка, и совершенно непонятно решение редакции снять его с полосы. Объяснение могло быть одно корреспондент ненароком выболтал то, что верхушка эмиграции предпочитала скрыть. Сергей еще раз перечитал корректуру. Одна странность обратила на себя внимание. Все герои очерка были названы по именам подлинных исторических деятелей. Лишь их командир – Лантенак – носил фамилию литературного персонажа…

Примерно через месяц, в сентябре 36-го, тот же ; «Зеленый» сообщил об услышанном им разговоре. Бывшие врангелевские генералы Тургул и Манштейн упомянули о существовании в СССР крупной террористической организации. Тут же лежала справка о Тургул. Антон Васильевич Тургул, бывший командир Дроздовской дивизии, оставался одним из самых яростных врагов Советской власти. Он был активным работником военной секции РОВСа и имел постоянные контакты с немецкой разведкой. Владимир Манштейн был его давним сослуживцем и другом…

Следующая информация пришла с Дальнего Востока. Некто «Онегин» информировал, что в окружении атамана Семенова стали поговаривать о подготовке крупного рейда на территорию СССР. Особенностью было то, что рейд готовится с помощью внутреннего подполья. Ожидался эмиссар тайного центра. Новое донесение «Онегина» подтверждало предыдущее: эмиссар прибыл в Харбин. Следовала его характеристика: он был молод, решителен, полон ненависти к Советской власти. «Онегин» сумел узнать, что этого эмиссара называли по имени – Владимиром.

Через некоторое время «Онегину» предъявили несколько десятков фотографий находившихся в особом розыске контрреволюционеров. «Онегин» без особого труда опознал в эмиссаре подполья Владимира Михайловича Корфа, разыскиваемого с 1930 года, после побега из Соликамского лагеря.

Следовали материалы по Корфу. Сын белогвардейского полковника, он был арестован еще в 27-м за участие в нелегальной антисоветской группе. В лагере создал тайную организацию, готовившую побег, а после разоблачения бежал сам, исчезнув в заснеженной пустой тайге…

Несмотря на принятые меры, рейд семеновцев все-таки состоялся. Следовал перечень взорванных мостов, разоренных колхозов и совхозов, уничтоженных бойцов и командиров Красной Армии. Отряд проник далеко на север и сумел освободить заключенных из двух лагерей. Одно это позволяло предположить, что семеновцы были хорошо информированы, тем более что действовали они в форме бойцов НКВД, с подлинными документами. По непроверенным данным, эмиссар подполья Владимир Корф лично участвовал в нападении на один из лагерей.

Еще через два месяца пришло донесение из Франции. Корфа видели в Париже в компании с генералом Тургулом. Он также контактировал с депутатом парламента Карно и с известным ученым профессором Луи Робером.

Далее, как мог понять Сергей, Иностранному отделу удалось внедрить сотрудника по кличке «Боян» в качестве секретаря к генералу Тургулу. Это была удача: Генерал, никому не доверяя, жил в маленькой деревне под Парижем, и проникнуть к нему было почти невозможно. Именно этот неизвестный Сергею «Боян» и сумел выйти на след «Вандеи».

Сотрудник Иностранного отдела скопировал несколько писем, которые пришли на имя Тургула. Письма были написаны шифром, но после некоторых усилий эксперты сумели прочитать их. Всего посланий было шесть. Все они адресованы «Людовику», то есть, очевидно, самому Тургулу, и подписаны «Лантенак».

Первое письмо сообщало об успешных действиях некоего «Фротто» и его группы на Южном Урале. Как можно понять, речь шла о диверсиях, произведенных летом и осенью 36-го года.

Далее в деле следовала справка. На заводах Южного Урала в это время действительно случился ряд аварий, взрывов и крупных поломок, которые поначалу отнесли за счет обычной халатности. Теперь же становилось ясным, что дело куда серьезнее. Последовали оргвыводы – были сняты с должности несколько руководителей областных управлений НКВД. Впрочем, делу это помогло мало…

Второе донесение Лантенака сообщало о том, что в Париж доставлены материалы для распространения во французской печати. Действительно, через некоторое время генерал Тургул передал в ряд газет статьи о репрессиях в СССР. В отличие от обычной эмигрантской макулатуры, материалы были составлены с точным знанием фактов – люди Лантенака обладали доступом к самой секретной информации.

Третье донесение информировало об успешном проведении операции «Ковчег». Речь шла о спасении оврагов народа», которые с помощью людей Лантенака ушли от ареста и скрылись в неизвестном убежище.