Создатель призраков - Дэн Абнетт Страница 27

— Ты рассказывал о том, как попал сюда.

Ларкин оглянулся на ангела. Она так и не подняла головы. Но она теперь смотрела на него, мрачно улы­баясь. Ларкин облизнул губы и беспечно взмахнул за­мызганной рукой:

— Война. Сражение. Судьба.

— Нет, я имею в виду — именно сюда, — произнес­ла ангел.

— Приказы. Воля Императора.

Казалось, ангел слегка пожала плечами, закутанны­ми в рясу.

— Ты очень закрытый. Прячешься за словами, скры­ваешь за ними правду.

Ларкин моргнул. На секунду перед его глазами за­мелькали яркие полумесяцы и размытые полосы кро­вавой черноты. Короткий спазм тошноты. Он знал, что эго означает. Знал с самого детства. Галлюцинации, тошнота, металлический привкус во рту. Потом бес­причинный страх, видение туннеля. После этого, ес­ли повезет,— вспышка огненной боли в голове, делаю­щая его слабым и беспомощным на многие часы. Если не повезет — приступ, конвульсии, обморок. Потом он очнется весь в крови и синяках от припадка. Несчаст­ный, опустошенный, разбитый изнутри.

— Что с тобой? — спросила ангел.

Ларкин слегка постучал пальцем по виску:

— Я… не в порядке. И никогда не был… ни разу за всю свою жизнь. Припадки обычно пугали мою мать, но я боялся их намного сильнее. Время от времени со мной происходит такое.

— В такие моменты, как сейчас? Когда тяжело? Ко­гда рядом опасность?

— Не обязательно. Это просто одна из причин. Ты ведь знаешь, что такое плоин?

— Нет.

— Это фрукт. Круглый, с мягкой зеленой кожу­рой. Внутри розовая мякоть, много черных косточек.

Мой дядя выращивал их в саду, на Танит. Замечатель­ные фрукты, но от одного их запаха у меня начинался приступ.

— Неужели нет никакого лекарства от этого?

— У меня были таблетки. Но я забыл их взять. — Он достал деревянную коробочку и открыл, показы­вая, что она пуста. — Или я не заметил, когда они кон­чились.

— Как ты сказал, они называют тебя?

— Чокнутый Ларкин.

— Это жестоко.

— Но ведь так и есть. У меня не в порядке с голо­вой. Чокнутый.

— С чего ты взял, что ты ненормален?

— Ну, я ведь разговариваю со статуей, разве нет?

Она рассмеялась и одернула белую рясу, прикры­вавшую ее ноги. Ее окружало мягкое, чистое сияние. Ларкин снова моргнул и опять увидел полумесяцы и полосы.

Снаружи грохот очередей и взрывов рвал вечерний воздух. Ларкин поднялся и подошел к ближайшему ок­ну. Он смотрел на город сквозь цветное стекло витра­жа. Окруженный стеной в восемьдесят метров высотой шпиль крупнейшего полиса Буцефалона возвышался на краю гор. Клубы дыма скрывали город. Лазерные лучи расчерчивали воздух яркой сетью. Километрах в двух он разглядел гигантские штурмовые платформы, возведенные саперными частями Имперской Гвардии. Огромные насыпи земли и бетонного крошева возле стен, почти километр в длину, и достаточно широкие, чтобы на стены могла подняться бронетехника. Пламя яростного боя освещало платформы.

Барахтавшиеся чуть ближе люди казались не боль­ше муравьев. Тысячи солдат карабкались по окопам, рассыпались по истерзанной, разбитой земле, штурмуя неприступные стены.

У Ларкина была хорошая обзорная точка. Эта раз­рушенная крепость была частью комплекса, охранявше­го главный акведук города. Именно это мощное стро­ение сорвало первые попытки противника обстрелять город. Несмотря на сильный гарнизон, крепость пока­залась комиссару Гаунту хорошей точкой для проник­новения диверсионной команды. Уже далеко не первая ошибка комиссара.

Гаунт говорил, что до оккупации Хаоса полисом управляли тридцать два благородных дома, потом­ки торговых династий, основавших город. Прекрас­ные знамена, развешенные по стенам, изображали их фамильные гербы. Сейчас с деревянных перекрытий свисали лишь обрывки пестрой ткани. А еще их те­перь дополняли распятые тела глав благородных се­мейств.

Это было первым деянием Нокада. Нокад Поги­бельный, Нокад Улыбающийся. Лидер еретического культа, чьи богохульные силы захватили Буцефалон изнутри, покорив один из прекраснейших миров Саббаты. Произнося торжественную речь перед началом Крестового похода, военмейстер Слайдо лично отме­тил гордый Буцефалон среди тех миров, которые он желает спасти от скверны в первую очередь.

За окном разорвался снаряд, и Ларкин нырнул в укрытие. Витраж осыпался на пол осколками. Вспыш­ки перед глазами становились все сильнее, и он почув­ствовал кислый привкус металла. А еще был гул. Глу­хой, болезненный вой в ушах. Очень плохой знак. Это было только раз или два, накануне самых страшных приступов безумия. Что-то странное творилось со зре­нием. Все вокруг, казалось, вытягивалось, как в кри­вом зеркале на карнавале Аттики. Временами предме­ты искажались, приближались и снова удалялись, их очертания становились размытыми.

Дрожь пробирала до костей.

Ангел зажигала свечи у металлического жертвенни­ка. Ее движения медленны, прекрасны, грациозны.

— Почему ты не веришь в ангелов? — спросила она.

— О, я верю, — вздохнул Ларкин. — И не только сейчас, я и раньше верил. Есть у меня друг, Клугган, сержант. Увлекается военной историей. И он говорил, что во время битвы при Сароло на рассвете пришли ангелы и вдохновили имперские войска на победу.

— И ты думаешь, это было просто видение? Мас­совая галлюцинация из-за страха и усталости?

— Мне ли судить? — откликнулся Ларкин, а ангел тем временем зажгла последнюю свечу и затушила лу­чину. — Я сумасшедший. Видения и призраки являют­ся мне каждый день. Большая часть — просто порож­дения моего ненормального разума. Я не могу сказать, что правда, а что — нет.

— Твое мнение не хуже любого другого. Так как ты думаешь, видели ли солдаты ангелов при Сароло?

— Я…

— Просто скажи, что думаешь.

— Думаю, да.

— И что это были за ангелы?

— Проявление силы Императора, пришедшего обод­рить своих воинов.

— Так ты считаешь?

— Я бы хотел в это верить.

— А что же еще это может быть?

— Групповое помешательство! Колдовство псайкеров! Сказки, выдуманные теми, кто выжил в бою! Как ты и сказала, массовые галлюцинации.

— Даже если это и так, разве это настолько важно? Видели ли солдаты ангелов, или им просто почуди­лось — но это вдохновило их на победу при Сароло. Если ангел вовсе не ангел, а просто вдохновляющий образ, разве это делает его менее ценным?

Ларкин мотнул головой и улыбнулся:

— Зачем я тебя вообще слушаю? Видение, спраши­вающее меня о видениях!

Она взяла его за руки. Ощущение было настолько необычным, что гвардеец вздрогнул, но в ее прикос­новении было что-то неуловимо спокойное, приятное. Тепло разливалось по его пальцам, рукам, добиралось до сердца.