Семь ключей от зазеркалья - Ольга Куно Страница 27

А потом тебе приносят письмо. Небывалое везение, поскольку людям, обвинённым в таких преступлениях, обычно не пишут. А если и пытаются, кто станет утруждаться и относить послания осуждённым, заочно вычеркнутым из жизни? И вот ты, счастливица, вскрываешь конверт дрожащими пальцами и сначала просто с удивлением обнаруживаешь, что ещё не разучилась читать. Что эти витиеватые символы по-прежнему что-то для тебя означают. И лишь потом, щурясь при слабом магическом огоньке, начинаешь осознавать смысл слов. Прости… Ты, несомненно, поймёшь… Я не мог поступить иначе… Помолвка расторгнута.

И вот, казалось бы, какая, к чертям, помолвка, если тебе нет и не будет выхода из казённого дома? И какое имеет значение, что происходит там, за прочными стенами, которые навсегда отгородили тебя от мира, а мир — от тебя? Но я жалею лишь об одном: что в камере нет зеркала, и я не могу испепелить письмо. Хочу хотя бы разорвать его на много частей, но представляю себе ухмылки охранников — и воздерживаюсь даже от этого выражения эмоций. Просто бросаю листок в угол — и взгляд ещё долго будет возвращаться к нему, день за днём. А пока кажется, что потолок опустился ниже, и стены потихоньку сдвигаются к кровати. И рано или поздно тебя точно расплющит. Но этого никто не заметит, и стражники так и продолжат приносить питью и еду. Ибо как им заметить расплющенный разум человека, которому больше не за что уцепиться в этом мире? Потому что где-то там, за оградой, кто-то другой поступил правильно…

Я вздрогнула, расправила плечи, стараясь нехитрыми физическими движениями отогнать мысли, которые плавно переходили в транс. И случайно повернула голову туда, куда не следовало. Он меня заметил. Заметил — и теперь не сводил глаз. И, кажется, набирался решимости, чтобы подойти.

Даже самый сильный маг — не более чем человек. Даже самая самодостаточная личность, которой ничего не может предложить сам король, имеет свои слабости. Какие именно и как они проявятся — другой вопрос. Один разревётся, второй перережет себе вены, а третий уничтожит весь мир. Из этих вариантов последний был мне наиболее близок, но, к счастью (для меня и для мира), до этой степени отчаяния я не дошла. И потому просто стояла, приросшая к месту, и пассивно ждала. Вот Итан уже оторвался от статуи, вот сделал в моём направлении один шаг, другой…

— Вы позволите вас пригласить, госпожа Блэр?

Хрипловатый, едва знакомый голос вывел меня из состояния ступора. Словно до сих пор я была окружена вакуумом, а теперь пустота снова наполнилась яркими цветами камзолов и платьев, звуками музыки, запахами дамских духов.

— Йоланда, — поправила я, подавая Кейлу руку в тот самый момент, когда Итан открыл было рот, чтобы ко мне обратиться.

И мы с деканом факультета стихий проследовали к центру зала, чтобы пополнить ряды танцующих. Итан исчез из поля моего зрения, но я успела заметить Орвина, который, оказывается, тоже успел подойти совсем близко и теперь провожал нас с Кейлом разочарованным взглядом. Хотел обсудить какую-то очередную деталь расследования, что ли? Ну, так времени ещё предостаточно, да и обязательно ли заниматься этим на балу?

— Как вам здесь нравится?

Декан начал разговор весьма традиционно, но почему бы и нет? В сущности, как ещё беседовать с малознакомыми людьми? Я мысленно отметила, что ведёт он хорошо, и нарядный камзол синего цвета весьма ему шёл, прекрасно гармонируя с цветом глаз… Смотрелся наряд не так идеально, как на придворных, менее кричаще и менее…кукольно, что ли? Иными словами, на общем фоне Кейл слегка выделялся, и то же самое можно было сказать о его коллегах. Но мне это нравилось.

— Не знаю, — честно призналась я. Мы ненадолго разошлись в танце, сменив партнёров, и это дало мне время додумать свой ответ. — Не так плохо, как я опасалась, но странно. Непривычно. Как будто я вернулась в прошлое при помощи магии. Я изменилась, а здесь всё по-прежнему. Если вы понимаете, что я имею в виду.

— Отлично понимаю. Некоторые события меняют нас так сильно, что, кажется, весь мир обязан измениться вместе с нами. Но жизнь идёт своим чередом, как бы мы к этому ни относились.

— Верно. — Я обошла вокруг партнёра, касаясь его руки кончиками пальцев. — А вы часто здесь бываете?

— Нет. — У него была такая приятная улыбка, что я невольно улыбнулась в ответ. Итан совершенно вылетел у меня из головы. — Высшее руководство института приглашают только на самые пышные торжества, раза три в год. К тому же до недавнего времени я был простым преподавателем.

— А простым преподавателям вход во дворец закрыт?

— Конечно. Приглашения высылают только ректору и деканам. И то, по-моему, неохотно. Дань старой традиции. — Он склонился к самому моему уху, благо танец в данный момент это позволял. — Никто не получает от этого удовольствия. Королевской семье не нужно присутствие простолюдинов, какими бы они ни были образованными. А мы чувствуем себя некомфортно в здешней помпезности. Но нельзя же отказывать, когда на бал зовёт сам король!

— И все страдают, — со смешком заключила я.

— Жизнь суть страдание, — тоном заправского проповедника провозгласил Кейл.

— Точно, — нарочито серьёзно подхватила я. И интимным шёпотом добавила: — Особенно когда танцуешь на каблуках.

— Это так плохо? — сочувственно спросил он.

— А вы попробуйте как-нибудь, — посоветовала я. — Только не при студентах.

Декан факультета стихий рассмеялся, запрокинув голову. Определённо, с ним я чувствовала себя весьма комфортно. Значительно комфортнее, чем с тем же Орвином.

— На самом деле, всё совсем неплохо, — справедливости ради признала я. — Во всяком случае, я вроде бы ни разу не оступилась, несмотря на многолетний перерыв.

— Вы отлично танцуете, — галантно заверили меня.

— Подлизываетесь?

— Конечно. Вы покорили сердца всего института. Как я мог устоять? Декан должен быть на одной волне со студентами и коллегами.

— Кстати про институт! — вспомнила я, проигнорировав комплимент. Кейл умеет быть галантным, но я — не покорительница сердец, так к чему зацикливаться на пустых словах? — Почему моё выступление так хорошо приняли?

— А почему бы нет? — удивился он. — Вы всё сделали качественно и зрелищно.

— Да, но сутью номера был побег из тюрьмы. И личность моя не должны бы способствовать симпатии. Было бы логичнее, если бы публика начала швыряться камнями.

— Ах, это! — Его лицо приняло серьёзное выражение. — Как бы точнее объяснить, особенно с учётом…цензуры.

Кейл многозначительно обвёл глазами зал, но в этом не было необходимости: я и так понимала, что посторонних ушей здесь, мягко говоря, немало. Танец закончился, мы, как и полагалось, поклонились друг другу. Декан взял меня под руку и повёл в направлении диковинных деревьев, росших в крупных горшках. Там можно было продолжить разговор в относительном уединении — насколько оного вообще реально добиться на балу.

— Видите ли, Институт магии и стихий всегда был несколько обособлен. В прежние времена его можно было считать эдаким государством внутри государства. У королей была официальная власть и армия, у учёных — маги, и этим двум силам приходилось считаться друг с другом. Сейчас институт уже не так автономен, возможно, потому, что сильных магов стало меньше. Но инакомыслие нашему заведению всё равно свойственно. Не все решения эльмиррского правительства находят одобрение в глазах студентов. — Он выразительно пошевелил бровями, давая понять, что высказался бы значительно более радикально, если бы не обстоятельства нашей беседы. — В прошлую нашу встречу я сказал вам, что мы не занимаемся воспитанием. Это и верно, и не верно одновременно. Мы воспитываем в своих подопечных учёных. А знаете, кто такой учёный в первую очередь?