Погасить черное пламя - Мария Гинзбург Страница 27

– Сестра, – негромко окликнула она ее. – Вернись к нам. У нас раненный.

Тиндекет всадил прямо в брюхо приближавшейся к ним гросайдечи два диска патронов, нашпиговав ее, как хорошая хозяйка набивает выпотрошенную индейку черносливом. Но гросайдечь все равно летела прямо на них.

– Диск, Маха! – крикнул Тиндекет. – Вставь новый диск!

Не получив ответа, он обернулся. Эльфка сидела у затвора пулемета на корточках и держалась за живот. В первый момент он испугался, что они все же слишком поторопились с занятиями любовью. А потом Тиндекет ощутил то же, что и Маха.

– Я всегда беру вперед, – сказала Морана, и глаза ее холодно мерцали. – Сначала ты даришь мне половину своей Чи, а потом мы идем в Ильмост. С нами пойдет еще одна эльфка, у нее ко мне такое же дело. Посмотрим, что я сумею вам наковырять…

– Хорошо, – буркнул Тиндекет.

Он покосился на постель. Широкое ложе было накрыто серым покрывалом. Неизвестная мастерица щедро разбросала жемчуг и золотые цветы по шелку. «Не ободрать бы спину об этот жемчуг», подумал эльф. Морана рассмеялась – негромко и очень нежно, словно Тиндекет своей мыслью потряс хрустальный колокольчик.

– Я не просто суккуб, – сказала Морана, отсмеявшись. – Я высший суккуб. Тот метод, о котором ты подумал, он… весьма старомоден и неэффективен, так скажем.

– Но очень приятен, – сказал Тиндекет, краснея.

– Да, – кивнула Морана. – Но я им давно уже не пользуюсь. Мы сделаем по-другому. Дай мне правую руку.

Эльф протянул ей руку, и Морана взяла его кисть в свои маленькие ладошки. По ним было видно, что их обладательница никогда не доила корову, не трепала лен и уж конечно не окучивала картошку.

– Сейчас ты не почувствуешь потери, – сказала суккуб, поглаживая его кисть. Тиндекет ощутил приятное, чуть покалывающее тепло, которое стало распространяться по руке от кончиков пальцев. – Вообще никогда ничего не почувствуешь. Но однажды ты ощутишь холод в груди, как будто у тебя вынули сердце.

Сладкая истома наполняла тело эльфа, и он уже почти ничего не слышал.

– Это придет внезапно, – донесся из влажной темноты голос Мораны. – И почти сразу после этого ты умрешь, а оружие, которое я тебе дам, разрушится.

Лодур сам не знал, как ему удалось заставить умирающую гросайдечь дотянуть до обрыва, с которого их расстреливали – медленно, верно и методично. В свете луны химмельриттер отлично видел двух партизан и жуткое оружие, к которому был прикован один из Ежей.

У гросайдечи уже не было сил, чтобы зацепиться за край уступа. Летающая ящерица скользнула вниз, на трезубцы ясеней, что сжимали хмурые воительницы-ели в белых снежных шлемах. Они уже пронзили брюхо ее сестры, сломали Гуннара, даже не заметив крохотной фигурки, и теперь ждали следующую жертву. Химмельриттер успел спрыгнуть, и приземлился рядом с прикованным к орудию партизаном. В своем толстом полушубке он больше походил на гнома, чем на эльфа. Лодур ощутил волну жара от мортиры даже сквозь меховую куртку. Он схватил партизана за шею, готовый драться, кусать и рвать его в последней, смертельной схватке. Но тело врага безвольно подалось под его руками. Только тут химмельриттер сообразил, что мортира молчит. Лодур заглянул в глаза эльфа – они были пусты. Партизан был мертв.

– Что за… – пробормотал химмельриттер, отпустил Ежа и попятился.

Труп осел на снег, только нелепо торчала вверх его рука, навеки зажатая в тиски на боку мортиры. Лодур увидел второго партизана – тот сидел на корточках за орудием. Химмельриттер вытащил меч, но эльф не шелохнулся. Лодур понял, что второй стрелок тоже мертв.

Он огляделся в поисках других противников.

И в этот момент пулемет взорвался.

Раскаленные железные обломки разорвали два мертвых тела и одно живое, превратив их в фарш, начиненный стальной стружкой. Лодур не успел даже крикнуть. Если бы теперь кто-нибудь захотел бы похоронить партизан, он не смог бы отделить эльфов от химмельриттера.

Глиргвай рыдала, как пятилетний ребенок.

– Хватит сопли распускать, – сказал Хелькар и выдернул меч из головы. – Это всего лишь тупая поделка из дрянного железа.

Эльф бросил окровавленный меч и откинулся назад, прижимаясь к теплому боку своей твари. Хелькару уже стало трудно самостоятельно держать голову, но он не хотел, чтобы Глиргвай и сестра Че поняли это. Меч воткнулся в снег почти вертикально, уйдя в сугроб по самую крестовину. Глиргвай вытерла слезы и последний раз всхлипнула.

– Я думаю, шлем лучше не снимать, – предположила сестра Че. – В мозгу нервных окончаний нет, и боль ты вряд ли чувствуешь. Но если ты хочешь, я могу наложить обезболивающие чары.

– Да, чему там болеть, там же кость. Побереги силы, сестра, – сказал назгул. – Со мной все кончено, а вот битва – нет.

Широкая черная полоса медленно сползала по шлему из прорези для глаз. В крови были отчетливо заметны осколки костей. Один, особенно крупный, был с прядью намокших, слипшихся волос. Из светлых они стали темными.

– Ты же сказал, что станешь неуязвим! – с детской обидой в голосе крикнула Глиргвай.

– Да, я неуязвим для всего… кроме оружия в женской руке. Кукла проклятой Вайры! Я всегда был против эмансипации, – ответил Хелькар.

– Тебе страшно? – спросила сестра Че.

– Нет, – ответил назгул. – Я четвертый раз развоплощаюсь, чего тут бояться.

Громко, захлебываясь, застучал пулемет. Глиргвай машинально отметила короткое повизгивание поворотного механизма. «Он уже разогрелся», подумала эльфка. – «Квенди обожжет руки, когда будет ставить следующий диск».

– Да, – произнесла друидка. – Конец – это всегда начало. Ты снова вернешься в этот мир. Ну, а пока отдохни, ты славно поработал… Поспи.

– Да плевать я хотел на сон и в особенности на ха, работу, – ответил Хелькар.

Как только сестра Че перестала удерживать облака, они разошлись. Ущелье было залито стальным светом Ифиль, и вся передняя часть шлема уже мерзко блестела от крови.

– Чего мне на самом деле жаль, это что мы больше никогда не встретимся, – эльф начал говорить медленнее, паузы между словами делались все длиннее.

Тварь, изогнув шею назад, облизала окровавленный шлем и вдруг дико, ужасно заскулила. Ее мозг уступал размерами не только мозгу белки, но даже и хорька. Однако некоторые вещи тварь понимала. Назгул ласково похлопал ее по боку.

– В каких богов ты веришь, Хелькар? – спросила друидка. – Все гросайдечи, которых мы убили, станут поминальной жертвой тебе. Скажи лишь, какому богу послать их, и я произнесу формулу.

– Чи гросайдечей уже пожрано Эрустимом, это все из-за него… Я многих знал, но с немногими разделил счастье боевой дружбы, – продолжал назгул. – Со временем уходят те, кого любишь, а искать новые привязанности не хочется – сердце устает от потерь.