Образцовый самец - Дарья Кузнецова Страница 27

Во-первых, потому что это – черный полковник, которого мы на станции как только не называли за глаза. Я же тогда не знала, что на самом деле он хороший мужик – грубоватый, но надежный и честный. И перед ним неудобно за себя и коллег, и перед ними, как ни странно, тоже. Представляю, как бы они отреагировали на рассказ о моих поползновениях! И не только вчерашних, потому что…

Во-вторых, на ощупь Гаранин действительно оказался хорош. И некоторая – возмутительно большая – часть меня искренне сожалела, что он такой принципиальный. Я и сейчас не очень-то возражала против того, на чем настаивала вчера.

– И что, ты меня теперь всю оставшуюся жизнь будешь шпынять? – все-таки задавила я смущение и скопировала позу мужчины, тоже скрестив руки на груди.

– Пока не надоест, – не стал обнадеживать меня Гаранин. – Но могу согласиться на небольшую моральную компенсацию. И условие.

– Ладно, и что мне сделать? Публично извиниться? Уговорить Баева тебя слушаться?

– Когда мы там еще до твоего Баева доберемся, – отмахнулся полковник. – Да он и без тебя поумнеть должен. Нет. Просто расслабься, – ухмыльнулся начбез, делая шаг вперед.

Я не успела отшатнуться и оказалась в объятиях мужчины. Рефлекторно уперлась в его грудь обеими ладонями и едва удержалась от того, чтобы еще раз, уже на ясную голову, ощупать. Все-таки удивительный эффект: Гаранин даже без одежды выглядел достаточно тощим, а дотронешься – и сразу понятно, откуда берутся сила и выносливость.

Когда мужчина толкнул меня к ближайшей стене и, перехватив запястья, прижал их к твердой поверхности над головой, не испугалась совершенно, даже мысли о какой-то угрозе не промелькнуло. Оно и понятно, странно бояться начбеза после проявленного им вчера благородства. Был бы он способен на подлость, воспользовался бы ситуацией. А сейчас… ну решил немного попугать, в назидание. И немного пощупать в ответ. Можно подумать, я возражаю!

Дальше стало совсем не до мыслей, потому что мужчина вклинился бедром между моих ног, тесно прижался всем телом и поцеловал. Уверенно так, умело – без лишнего напора, но с жадностью и явным желанием большего. А я без раздумий ответила, потому что… стоять истуканом, когда тебя так целуют – это надо быть трепетной девой или полной дурой, а скорее, всем вместе.

Гаранин выпустил мои запястья, чтобы обнять за талию и бедра. Я не стала спорить и охотно обхватила его одной рукой за пояс, стремясь прижаться ближе, а второй – за шею. Целовались мы еще с минуту, и я уже думать забыла о том, с чего все началось. Желание было взаимным, осознанным, полностью добровольным и не менее жгучим, чем вчера, в наркотическом угаре.

Но начбез, похоже, решил получить-таки моральную компенсацию за вчерашний облом. Потому что поцелуй прервал, из объятий меня выпустил и даже немного отодвинул, придерживая за талию. Цепляться за него опять я, конечно, не стала, но почувствовала себя обманутой в лучших чувствах.

– Заманчиво, но – потом, – со смешком сказал полковник.

– Это ты со мной или с собой сейчас разговариваешь? – не упустила я случая съехидничать.

– С обоими, – весело отозвался он. – Будешь хорошо себя вести – продолжим, когда вернусь.

– То есть как – хорошо себя вести? – Наглость ошарашила, одним ударом рассеяла весь сладкий туман, прочистила мозги.

– Не выходить из комнаты и не лезть в неприятности. – Полковник принялся сноровисто одеваться, больше не глядя в мою сторону. – Это условие.

Я на пару мгновений замерла, не в силах подобрать приличные слова для ответа. Обиднее всего, что по сути сказанного возразить было нечего: я действительно вчера вышла из комнаты только для того, чтобы вляпаться в неприятности, причем именно во множественном числе. Но форма подачи и интонация мгновенно вывели из себя – столько в них было снисходительности и пренебрежения. То есть «я с тобой пересплю, так уж и быть, если не будет замечаний по поведению».

– Спасибо, обойдусь, – взяла себя в руки и проговорила ровно.

– Обойдешься без чего? Без неприятностей? – Гаранин, натянув рубашку, бросил на меня насмешливый взгляд.

– Без продолжения, – ответила спокойно. – И твоих условий. Ограничимся вполне достаточной моральной компенсацией.

– Вась, ты обиделась, что ли? – проворчал полковник, приближаясь. На ходу он прилаживал под рубахой какие-то сумки, откуда только взял! Неужели броня у него настолько многофункциональная? – Ну извини! – недовольно буркнул начбез. – Не знаю, как ты, а я не хочу тут торчать дольше необходимого. Так что сначала дело, потом развлечения. Как раз утро, у них самая движуха, внимания к деталям никакого.

М-да. Иногда проницательности в нем как железа в протозвезде.

– Гаранин, ты компенсацию моральную получил? Вот и хватит. На трезвую голову ты не в моем вкусе, уж извини.

Полковник окинул меня тяжелым, хмурым взглядом, каким-то чудом не сплюнул себе под ноги и, молча развернувшись, вышел.

А я тяжело вздохнула, уронив руки, которые опять в защитном жесте скрестила на груди, и поплелась-таки в ванную. Без того нерадостное с утра настроение провалилось сквозь ноль и плавно устремилось к минус бесконечности.

До чего все-таки тяжелый человек. Спасите меня высшие силы от того, чтобы еще хоть раз связаться с военным!

Конечно, в размолвке я тоже виновата. Могла бы не лезть в бутылку Клейна, объяснить, что именно мне не понравилось и почему. Заставить выслушать, рассказать подробно, спокойно, детально, с уточнением моей жизненной позиции и пояснением, откуда она взялась. Почему я не люблю, когда мной пытаются командовать в таком тоне, и чего еще не люблю в этой жизни. Гаранин, скорее всего, понял бы, он не дурак и слушать умеет. Даже, наверное, извинился бы уже осознанно, потому что полковник еще и очень порядочный человек, хотя подобное сложно предположить по первому впечатлению.

Но ради чего? К нашему возможному возвращению домой это никакого отношения не имеет, я же не собираюсь закатывать мужчине истерики и бегать от него, затрудняя собственное спасение. Работать можно с кем угодно, при условии его вменяемости, даже если отношения оставляют желать лучшего.

А если говорить не о работе, а о чем-то личном… Большее, что у нас может получиться, это секс без обязательств. И то один, самое большее – два раза. Не потому, конечно, что я сомневаюсь в возможностях начбеза, не нужно обижать мужика, а потому, что после сближения Гаранин начнет давить еще сильнее. Он боевой полковник, он привык не просто командовать, а в экстремальной ситуации строить толпу агрессивных мужиков.

Теоретически, конечно, можно и с таким наладить контакт. Но для этого надо долго и тщательно его приручать, объяснять, разговаривать, действовать хитростью и лаской, исподволь… Ненавижу. Мне на работе интриг достаточно. Не то чтобы там все совсем плохо в этом смысле, но могло бы быть и лучше. А взваливать на себя воспитание здорового сурового мужика – да в черной дыре я видела такие развлечения!