Танец кровавых ма­ков - Ирина Молчанова Страница 26

Нориш не внял ее приказу и поинтересовался у юноши:

— Эй, ты, где тут спальня?

Даймонд поднял с пола какой-то ящик и, не ответив на вопрос, обратился к Анжелике:

— Вам срочная посылка.

Девушка, досадуя на то, что дверь открыл именно он, со вздохом сказала:

— Морган, поставь меня. — И прибавила: — Спальня на третьем этаже. Я сейчас приду.

Тот нехотя подчинился, а девушка взяла удивительно легкую посылку. На ней стоял лишь ее парижский адрес и печать «Срочно».

Анжелика сняла крышку и приглушенно ахнула. Внутри находился ее паук — живой и невредимый, если не считать отсутствия одной лапы, на которую еще зимой нарочно наступил Лайонел.

— Мика! — Девушка взяла любимца и нежно погладила пальчиком. Затем вынула из ящика свернутый листок. На нем было написано:

Спасибо за жертву. Очень трудно было ее принять, я вернулся в Петербург, чтобы узнать судьбу твоего паука.

Сумочку обнаружили у водителя, поэтому Мика не сгорел.

Высылаю его тебе.

Твой друг Георгий

P.S. Пришлю открытку из Техаса!

Анжелика счастливо засмеялась и, сунув Даймонду в руки паука, приказала: «Покорми его», а сама устремилась к лестнице. На последней ступеньке девушка обернулась. Юноша все так же стоял на месте, подняв глаза и глядя на нее.

— Ну же, выполняй! — возмутилась она.

Синие глаза потемнели.

— Я тебя ненавижу, — очень тихо и спокойно сказал он. Развернулся и ушел.

Анжелика целую минуту простояла, не шевелясь, устремив взгляд в одну точку.

— Может, и к лучшему, — наконец решила она и, легко улыбнувшись, побежала вверх по лестнице.

* * *

Катя от скуки бродила по острову, на плече у нее сидела Нев. С тех пор как мышь впервые заговорила с ней, та стала все чаще оставаться на острове во время отлучек Лайонела и Орми. Правда, разговаривала редко и очень нехотя.

Рассвет нежно-розоватым туманом расстилался над алыми головками маков — влажный и мягкий. Самая первая, ранняя стадия рассвета на острове. Теперь девушка знала, что тут существует ранний и поздний рассвет. Впервые она увидела это место как раз во время позднего рассвета, когда туман уже исчез. Звучал вальс из Серенады для струнного оркестра Чайковского — летящий, воздушный, стремительный, с очаровательными переходами и игривыми подъемами, точно взмахами легких крылышек.

Заслышав топот позади, девушка увидела знакомого чертенка с изумрудом на груди. Малыш остановился и, поднеся копытце к мордочке, сказал: «Родители не разрешают нам ходить к вам».

— Почему? — изумилась Катя.

Чертенок развел копытцами и, подбежав к ней, первым делом рассмотрел ноги на предмет туфель, украшенных камнями, но сегодня она была босиком, поэтому малыш разочарованно сказал, указывая на пальцы: «Какие здоровенные!»

Девушка оскорблено поджала пальцы.

— Вовсе нет, просто у тебя, у вас — другие!

«Да, это верно», — он забавно потанцевал, демонстрируя поросшие шерстью прямые ножки.

Катя закатала штанины джинсов и медленно, чтобы чертенок успевал за ней, пошла. Всякий раз, когда она задевала маки и цветки рассыпались, чертенок издавал испуганный возглас и бережно подхватывал алые лепестки. Можно было подумать, что он с каждым прощался, точно во время похорон одного из родственников. А уж от того, с какой укоризной смотрели на нее черные зеркальные глаза, она чувствовала себя настоящей преступницей.

— А что вы тут делаете? — полюбопытствовала Катя, осторожно ступая между ровными зелеными стеблями.

«Заботимся» — ответил чертенок и с благоговением прикоснулся к веточке с листьями.

Девушка хмыкнула.

«Катя, а что ты тут делаешь?» — чертенок неожиданно обратился к ней по имени.

— Я… я…

А что она тут делала? Жила? Была счастлива? Скрывалась?

— Я тут живу, — наконец, сказала она.

Малыш захихикал, а девушка спохватилась:

— А у тебя есть имя?

«Да, меня зовут Олило».

— Какое интересное имя.

«На нашем языке это означает — смешной. Меня так назвали, потому что я всех смешу, — чертенок вздохнул. — Только мне больше хотелось бы имя Бубама — красивый. Так зовут моего отца».

— Олило красивее по звучанию, — утешила его Катя.

Чертенок обрадовался, затанцевал, он так лихо крутил хвостиком, вытягивал вперед ножку, вилял бедрышком, что девушка не удержалась от смеха.

«Вот видишь, — заключил малыш, — я всех смешу!» Она наклонилась и провела рукой по рогатой головке.

— Разве плохо, смех — это… — Катя осеклась, увидев в черных глазах свое отражение. Но поскольку Олило не мог стоять спокойно на месте, наваждение прошло, как только чертенок непоседливо завертелся.

Девушка испуганно отшатнулась, но перед глазами продолжало стоять красивое бледное лицо, обрамленное курчавой гривой волос, и на нем широко распахнутые выразительные глаза.

«Почему ты замолчала?» — удивился Олило.

— Послушай. — Катя присела на корточки и взяла его за плечики. — Ты мог бы постоять не шевелясь?

«Ну если только недолго!» — согласился чертенок.

«Эй, эй, — раздалось в голове, и в шею вонзился коготь Нев. — Что это ты делаешь?»

Катя не ответила и уставилась в черные зеркальные глаза. Через несколько минут она услышала, что музыка стала как будто отдаляться, звучать все тише и тише.

Летучая мышь долго ерзала у нее на плече, а потом успокоилась.

«Ну смотрись-смотрись, мне-то что!»

Девушка любовалась собой и всякий раз, когда ей казалось, что уже хватит, что-то неведомое заставляло посмотреться еще немножко, а потом еще и еще.

За этим занятием ее и нашел Лайонел, вернувшийся с кровью.

Молодой человек ногой отшвырнул взвизгнувшего чертенка и возмущенно заявил, рывком поднимая ее на ноги:

— Тебя ни на секунду нельзя оставить!

Девушка несколько раз усердно моргнула, прогоняя свое отражение, но оно не ушло, чернота не рассеялась, и в ней, как в зеркале, она по-прежнему видела себя.

— Прелестно! — проворчал Лайонел.

Катя вновь моргнула, потерла глаза и обеспокоенно спросила:

— А когда все будет как раньше?

— А будет ли?

Она нащупала его руку.

— Ты специально так говоришь?

Девушка почувствовала, как Олило тронул ее копытцем за ногу.

«Катя, что с тобой?»