Игра Первых - Юлия Качалова Страница 26

Мать всегда наставляла их с братишкой не связываться с безволосыми. «Они кажутся хрупкими и слабыми, но несут смерть, – не раз повторяла мать. – Хуже бешеной лисицы! Уходите, как только их почуете!» А вот, поди ж ты, на безволосых его и вывело! И всё потому, что ветер относил в сторону их запах, а слух у него не очень. С тех самых пор, когда братик во время игры заехал ему лапой по уху так, что в голове что-то лопнуло, и перестало одно ухо слышать. Или, может, потому что не везёт ему по жизни. Ну не безволосым же это объяснять! Надо уносить ноги, пока цел…

«Стоять!» – приказ шёл изнутри, и молодой медведь замер. Вся короткая жизнь, от несмышлёного медвежонка до бесприютного одинокого бродяги, промелькнула перед ним как в калейдоскопе.

* * *

Вот мы с братишкой в материнской берлоге, где появились на свет. Мать спит, а мы сосём жирное вкусное молоко и тут же блаженно засыпаем. Во сне мы обрастаем шёрсткой, открываются ушки и глазки, появляются любопытство и интерес к жизни. Вот мать впервые покинула берлогу, мы ещё не можем следовать за ней, и мать остаётся возле дома. Она сильно исхудала и оголодала за время спячки. Наконец мать решила, что мы достаточно окрепли и пора искать еду. Так началось наше первое путешествие, в котором мы следовали за матерью как привязанные, пыхтя, сопя, стараясь изо всех силёнок не отстать от её размашистой поступи.

Ранней весной голодная мать питалась всем, что удавалось отыскать, и продолжала кормить нас молоком. Когда потеплело, мы рыскали по солнечным склонам, поедая траву, выкапывая сочные клубни, коренья, вытаявшие из-под снега орехи. Потом пошли ягоды, затем настал период нереста лососей, и мать повела нас к реке. Она была очень боязливой, старалась избегать любых встреч, довольствуясь местами, где можно было поймать ослабевшую рыбу. Нам доставались материнские объедки, но мы не жаловались. Наступила осень, большую часть нашего рациона составляли орехи и жёлуди. Мать всё ещё позволяла нам лакомиться молоком. Ближе к середине осени она нашла место прежней берлоги, и мы заснули. А когда солнышко стало пригревать, проснулись от голода.

Во вторую весну мать недвусмысленно дала понять, что на молоко нам с братом рассчитывать больше не стоит. Она по-прежнему учила нас разрывать муравейники и доставать вкусных личинок, находить сладкие травы, прятаться от опасности. Но наши игры и бесшабашная возня стали её раздражать всё чаще. Когда наступил период нереста лососей, мы с братишкой уже сами пытались отлавливать истощённых нерестом рыб. Потом пошли орехи, жёлуди, всё складывалось прекрасно до самого наступления заморозков, когда пришлось вернуться в родную берлогу.

Наступила новая весна. Мать сообщила, что этим летом на рыбалку мы отправимся одни. Братик был более сильным и смелым, чем я. Поэтому, когда Он – громадный самец – явился в наши угодья, брат не залез поспешно на дерево. В отличие от меня. Увидев мать, Он помчался к ней. Она же спокойно наблюдала за Его приближением и, похоже, не имела ничего против. Когда на Его пути возник братик, Он просто отмахнулся от досадной помехи лапой с огромными когтями и продолжил движение. Мать ушла с Ним, а я, подождав некоторое время, спустился с дерева и подошёл к братику. Тот не шевелился и не издавал ни звука. К утру братик стал холодным и чужим. И я вдруг понял, что брат ушёл. Как мать, только по-другому. Мама просто скрылась из виду, а братишка вроде бы лежал рядом, но то, что я видел, не было им. И я бросился бежать. Не помня себя, не разбирая дороги, лишь бы уйти подальше от того страшного места, где остался кто-то, похожий на братика, но твёрдый и незнакомый. Так я стал одиноким бродягой.

* * *

– Не одиноким! – снова раздался тот же голос в голове медведя. – Вот твой брат, смотри!

Медведь недоверчиво принюхался к чужому существу, на которое указывало другое чужое существо, и фыркнул:

– Это – не мой брат, а безволосый!

– Да, он внешне не похож на твоего брата. Но ты ведь убежал от того, кто казался вылитым братом, но уже не был им. А этот не похож, но посмотри внимательней!

Медведь взглянул на стоящего на двух лапах и не ощутил опасности. Существо разглядывало его без испуга, с любопытством и какой-то радостью. Именно так смотрел на всё братишка! Что, если правда вернулся братик? Или всё-таки его обманывают?

– Хочешь, он тебе по второму уху даст, чтобы ты удостоверился? – дружелюбно спросил голос в голове.

– По второму не надо! – мгновенно среагировал медведь. – Только почему он такой странный? И молчит?

– У него глазки болят, да и шёрстки нет. Он сейчас такой, какими вы были, когда в самую первую свою весну вылезли из берлоги. О нём надо позаботиться.

– Но я не знаю, где мама, – растерялся медведь. – Наверное, где-то бродит с Этим.

– Я не призываю тебя искать маму, поиграй в неё сам. Позаботься о братике. Отвези его в место, полное рыбы, где ни тебя, ни его никто не тронет.

– Я не знаю такого места, – расстроился медведь.

– Зато я знаю! Как тебя зовут?

– Меня? – изумился медведь. – Меня никак не зовут.

– Как тебя подзывал братик, когда вы разлучались?

Зверь издал звук наподобие «пыш-пху-у-у…».

– Мы будем тебя называть Пышка, – сообщил голос. – Двинемся прямо сейчас или ты перекусишь?

– Перекусить я не прочь, – скромно отозвался Пышка, – только ведь нечем.

– Братик поделится с тобой своим ужином!

Синголь оторвала от запечённой тушки куропатки половину и кинула медведю. В отличие от Алзика, Пышке куропатка пришлась по вкусу, и справился он с ней в два счёта.

– Иди попей, река рядом, – напутствовал Пышку голос. – Только не вздумай рыбачить – здесь стремнина и глубоко.

Медведь внезапно почувствовал себя счастливым! Кажется, он нашёл не только братика, но и маму. Просто они оба теперь почему-то превратились в безволосых существ, стоящих на двух лапах. Ну и ладно. Мало ли чудес с медведями происходит!

Напившись, Пышка вернулся, отфыркиваясь, помотал косматой головой и приветливо ткнул носом Алзика в грудь, чуть не сбив того с ног. Юноша удержался, обхватив медведя за шею, и рассмеялся.

«Кажется, они нашли общий язык», – удовлетворённо подумала Синголь.

Она протянула ладонь с горсткой малины, и Пышка, сопя, вылизал с руки ягоды. После чего девушка приказала медведю улечься и помогла охою забраться зверю на спину. В сознании Пышки возникла картинка местности с пологим спуском к реке, берега и дно которой были покрыты мёртвой рыбой. И ни единого конкурента поблизости!

– Туда, Пышка, мы и пойдём.

Компания двинулась. Внезапно у Синголь закружилась голова.

– Сейчас я начну счёт, а когда закончу, вы проснётесь, – произнёс приятный женский голос. – Но не будете помнить того, что происходило с вами, пока я не скажу…

Тугой на ухо медведь переставлял лапы как ни в чём не бывало. Алзик даже не шелохнулся, и девушка догадалась, что они ничего не слышат, потому что неведомый голос обращается хоть и на «вы», но к ней одной.