Ангел Господень - Борис Чурин Страница 26

Нищий стоял, скрестив руки на груди, и пристальным взглядом взирал на меня из-под опущенных бровей.

— Здравствуй, Ангел Господень, — с трудом смог произнести я. Гавриил продолжал молча сверлить меня злым взглядом. В мастерской повисла тягостная, томящая душу тишина. Я почувствовал, как кровь застучала у меня в висках, пот выступил в подмышках, а во рту сделалось сухо, словно в раскаленной печи. Я потерял счет времени. Тишина, как мне казалось, длилась вечность.

— Ты нарушил данное тобой слово! — вдруг громом прозвучали в моих ушах слова Ангела Господня, хотя губы его при этом оставались неподвижны.

— Прости! — я повалился на колени и ударился лбом об пол.

— Простить?! — вновь загрохотало у меня в ушах, — нет! Простить я не могу! В отличие от тебя, я всегда выполняю данные мной обещания. Я обещал тебе, что ты будешь наказан, если откроешь кому-нибудь тайну рождения Иисуса. Я пришел, чтобы исполнить свое обещание.

— Но я сообщил Иисусу о своем отцовстве перед самой Его смертью. Уходя в мир иной, Он должен был узнать правду, — попытался оправдаться я.

— Он ничего не должен, а вот ты должен был молчать. Впрочем… — Ангел скривил лицо как от зубной боли, — прекратим напрасные споры. У меня нет времени на разговоры с тобой. Я и так слишком много потратил его, придумывая тебе наказание. Но, — Гавриил хищно улыбнулся, — потратил, кажется, не зря. Сейчас ты сам оценишь мою работу.

Ангел Господень сделал небольшую паузу, решая, видимо, с чего ему начать.

— Известно ли тебе что происходит с душой человека после его смерти? — задал он неожиданный вопрос.

Я задумался, пытаясь вспомнить, что по этому поводу говорил наш рабби.

— Глупости все это, — Ангел небрежно махнул рукой, не дав мне высказаться, — откуда об этом может знать рабби, если сам он ни разу не умирал? Слушай меня внимательно. Я сообщу тебе истину, которую не постигал еще ни один смертный.

Ангел Господень вновь сделал паузу, а затем, понизив голос, продолжил.

— После смерти человека, душа его оставляет тело и в течение следующих сорока дней ожидает своей участи. В это время решается ее судьба. По истечении указанного срока, души великих грешников Бог забирает и растворяет в себе. Души остальных усопших, а их подавляющее большинство, Господь вселяет в человеческие зародыши, которые находятся в материнских утробах. Причем, распределение душ по зародышам происходит совершенно случайно и не поддается никаким правилам и законам. Так, душа человека, бывшего при жизни мужчиной, может поселиться в женском зародыше, душа белого человека — в зародыше черного, а узкоглазого — в зародыше человека с широкими глазами. Главное тут вот в чем. Душа это — сущность человека. Это его характер, способности и наклонности. Поэтому внутренний облик каждого человека является точной копией облика бывшего хозяина доставшейся ему души.

— Ты все понял? — Ангел испытывающе посмотрел мне в глаза.

— Все, — кивнул я головой.

— Тогда к делу! — возвысил голос Ангел Господень, — твое наказание будет заключаться в… — заметив как расширились от ужаса мои глаза и затрясся подбородок, Гавриил громко рассмеялся, — нет, нет, я не собираюсь тебя убивать и передавать твою душу Богу. Твоя душа будет жить вечно. Но, — Ангел вскинул вверх указательный палец, — в отличие от обычных людей, которые рождаясь вновь, ничего не помнят о своей предыдущей жизни, ты будешь помнить все. Помнить о каждой прожитой тобой жизни и в мельчайших подробностях.

Вдох облегчения, вырвавшийся из моей груди, вызвал на лице Гавриила ехидную усмешку.

— Сейчас тебе, конечно, трудно осознать всей суровости наказания. Но обещаю, что ты начнешь ощущать ее спустя уже два-три десятка прожитых тобой жизней. И с каждой новой жизнью эти ощущения будут становиться все острее, тягостнее и нетерпимее.

Такова кара за неисполнение тобой данного мне обещания. Но это еще не все. Ты должен также понести наказание за совершенное тобой прелюбодеяние. И это наказание будет не менее жестоким, чем предыдущее. Всякий раз, в каждой новой жизни, когда ты полюбишь человека, будь то мужчина или женщина, ты вскоре умрешь трагической смертью. Поэтому ты будешь страшиться любви, как стаи голодных волков, как огня, как разрушительного смерча. А человеку жить без любви, поверь мне, невыносимо тошно.

Ангел замолчал, внимательно вглядываясь в мое лицо. Мне показалось, что в глазах его вдруг промелькнуло что-то похожее на чувство вины и раскаяния. Подобные чувства, вероятно, испытывал бы отец, отправляющий любимого сына на битву, в которой тот неминуемо должен погибнуть. Но, возможно, мне это лишь показалось, потому что в следующий миг брови Ангела Господня грозно сдвинулись к переносице, а в ушах моих вновь зазвучал его громовой голос:

— За сим прощай. Больше мы с тобой никогда не увидимся.

Я склонил голову в прощальном поклоне. Когда я поднял ее вновь, в помещении, кроме меня, уже никого не было.

К тому времени, когда мне довелось во второй раз встретиться с Ангелом Господнем, я прожил со своей женой более четверти века. Однако, не смотря на столь солидный стаж совместной жизни, продолжал любить свою супругу также страстно и пылко, как в первый месяц нашего супружества. Видимо, эта любовь и явилась причиной случившегося со мной несчастья. Спустя три дня после визита ко мне Гавриила, я отправился на рынок купить кое-что из продуктов. Неспешно вышагивая вдоль торговых лотков, я неожиданно услышал громкий крик за спиной. Я обернулся и увидел мальчишку-оборванца, бегущего прямо на меня. В обеих руках мальчишка сжимал по большому персику. Оборванца преследовал здоровенный детина, вероятно, хозяин персиков.

Не знаю, для чего мне это было нужно, но я решил поймать воришку и расставил широко руки, преграждая ему дорогу. Юнец, однако, оказался прытким и с кошачьей ловкостью юркнул в сторону. Я шагнул ему наперерез и тут же почувствовал, как нога моя поехала по поверхности земли, наступив на что-то скользкое. Взмахнув руками, я рухнул спиной на землю и в следующий миг ощутил острую, колющую боль под левой лопаткой, которая проникала до самого сердца. В глазах моих потемнело, и я потерял сознание…

Очнулся я… годовалым ребенком, девочкой, в семье ирокезов, одного из североамериканских индейских племен. В течение последующий двух или трех лет ко мне полностью вернулась память о предыдущей моей жизни.

* * *

— Вот так все было в действительности, — закончила свой рассказ Наргиза.

Пока девушка говорила, Евгения Андреевна стояла, не шевелясь, боясь малейшим движением помешать рассказчице. Взгляд ее широко открытых глаз ни на секунду не отпускал лица девушки, фиксируя малейшее изменение мимики, а напряженный слух чутко улавливал каждую смену интонации. Когда Наргиза замолчала, Евгения Андреевна еще с минуту не сводила с нее глаз.

— Ты хочешь сказать, — начала она нерешительно, — что Колотов, Гюнтер и ты — одно и то же лицо? Одна сущность?

— На счет «лица» я сомневаюсь, — улыбнулась Наргиза, — а вот сущность, действительно, одна. Ведь с душой человеку передаются его характер, способности, его наклонности. Они и составляют сущность индивидуума. Чувства тоже часть души, но с ними дело обстоит сложнее и передаются ли они по наследству от человека умершего, к человеку зарождающемуся для меня остается загадкой. Когда я был Юрием Колотовым, я полюбил Веру. Став Гюнтером Шварцем, я решил встретиться с ней вновь. Ты, возможно, не поверишь, — Наргиза коснулась руки Евгении Андреевны, — но за две тысячи лет моего существования я никогда прежде не встречался с предметом моей любви из предыдущей жизни. На то были разные причины: транспортные, финансовые. Но главная причина в другом. У меня не возникало в этом душевной потребности. В каждой новой жизни я отлично помнил события из жизни предыдущей. Но только события, а не чувства, которые они во мне вызывали. Я помнил, что любил кого-то. Помнил когда и где это происходило. Но эти воспоминания не вызывали во мне никаких эмоций. Сердце мое оставалось холодным. Это все равно, что читать учебник истории: ты познаешь лишь факты, даты, имена людей.