Монах. Предназначение - Евгений Щепетнов Страница 26

– Ну вот он, этот день! Вы, господин Андрей, запомните его на всю жизнь! – Физиономия Зорана сияла, и он просто лучился довольством и радостью. – Турнир – это наше все! Пойдемте вон туда, видите, там столы, надо отметиться у распорядителя.

– Сабли тут дают? Или приносить нужно? – рассеянно спросил Андрей, окидывая взглядом море голов на трибунах. – Интересно, а сколько берут за вход на трибуны?

– Первые ряды – до тысячи золотых доходит, на самые лучшие места, – уважительно сказал Зоран, – а так – самые дальние по пять серебреников, и чем ближе к арене, тем дороже. Представляете, сколько за один раз получает казна с этого стадиона? Ни одного свободного места нет! Съезжаются заранее со всей страны, и из Славии тоже есть зрители! Пойдемте, пойдемте скорее! Пока не прозвучали последние фанфары, надо регистрироваться, иначе могут не допустить до боев, ваши денежки пропадут зазря.

– Кстати, а приз-то не такой уж и большой, – заметил Андрей. – Что такое тысяча золотых, когда одно только место в первых рядах стоит тысячу? Что-то жадничает империя.

– Вот вы шутник! – хмыкнул парень. – Во-первых, тысяча золотых для многих, в том числе и для меня, это заработок за несколько лет работы. Во-вторых, а обожание всего народа? А успех у женщин и восхищение мужчин? А должность при дворе, которая при удаче принесет гораздо больше денег? Имя тоже кое-что стоит… Вон, вон император, смотрите!

Андрей поднял голову и посмотрел на трибуну, куда указывал Зоран. В императорской ложе, отделанной шелком и полированным деревом, появился человек, облик которого будет стоять в глазах Андрея много лет. Он запомнит его навсегда, так, что, наверное, смог бы нарисовать это лицо с закрытыми глазами, в полной темноте.

Это был человек под сорок лет, совсем не императорского облика – так, какой-то забулдыжного вида мужик, одетый в дорогие тряпки, прошитые золотыми нитями и украшенные драгоценными камнями. Острые глаза Андрея видели все: красные прожилки на его носу, пористую, не очень здоровую кожу, светлые негустые волосы, казавшиеся какими-то засаленными, как будто он несколько дней не мылся. Может, так оно и было?

Взгляд его был немного сонным, но потом император оживился и, жестикулируя, стал показывать на что-то своим спутникам – возле него сидело человек десять сопровождающих, один павлинистее другого.

Справа от императора стояло пустое кресло, и он, как будто забывшись, иногда оборачивался к этому месту, хмурился и отворачивался, погрустнев. Никто не решался сесть в это кресло, из чего Андрей сделал вывод: тут когда-то восседал Карлос.

Император не отличался ни ростом, ни статью, этакий среднеарифметический мужчина, ни высокий ни низкий – пойдешь мимо такого в толпе и не обратишь внимания. В который раз Андрей удивился: как это судьба ставит во главе миллионов таких ничтожных, никудышных людишек? Ну почему вот так получается – многие из тех, кто мог бы поднять государство с колен, принести благо народу, гибнут в безвестности, а вот такие бездарности живут и процветают, бездумно прожигают свою жизнь. Еще в юности ему приходили в голову мысли: вот был бы я царем – что бы сделал? И то бы сделал, и это бы изменил, и пятое, и десятое… И только став взрослым, он стал понимать: царя делает свита, и ему не дали бы особенно развернуться – пристрелили бы, или отравили, или зарезали.

Самым приличным из царей Руси, действительно что-то сделавшим для страны, был Александр II. И что? Убили царя Освободителя, отменившего рабство, проводившего и готовившего реформы, которые не нравились аристократии, помещикам, всем тем, кого устраивало положение вещей и кто не желал ничего менять. Натравили дебильных бомбистов – бах! И нет реформ. Кто знает, может, и революции семнадцатого года не было бы, доведи Александр свои реформы до конца. Он был убит в тот день, когда должен был подписать проект крупных экономических и политических реформ в Российской империи. Кто-то очень не хотел этого допустить…