Поверженные правители - Роберт Холдсток Страница 26

— Можно ли мне взойти на борт? — прошептал я, и мой голос почти затерялся в шорохе камыша.

Мгновение длилось молчание. Потом богиня — покровительница корабля, Хозяйка Северных Земель Миеликки отозвалась:

— Это печальный корабль, Мерлин. Разбитый корабль. Посрамленный корабль. Но… Да, ты можешь взойти.

Я повис на веревочном трапе. Арго покачнулся под моей тяжестью. Все в нем представлялось непрочным. Заглянув через низкий борт, я увидел свирепые черты Хозяйки Северных Земель на корме — богини вечной зимы и вечного лета северной земли Похйолы, породившей Ниив. Лесной дух Похйолы пристально взглянул на меня раскосыми плутовскими глазами, березовая голова ощерилась мне навстречу. Струящиеся пряди ее волос, искусно вырезанные строителями, были перевиты плющом, осыпаны желтой пыльцой ив. Ее, как и корабль, вновь засасывал лес.

Из трюма несло затхлой водой и тухлой пищей. Бочонки, канаты, кипы тканей и кости животных валялись повсюду, словно корабль не причалил здесь, а его выбросило на берег бурей.

Арго, мой дорогой корабль, мой дорогой друг, был в самом прискорбном состоянии.

Я спустился в зловоние под нижней палубой и пробрался в узость на корме, где, как мне было известно, скрывался Дух корабля. Миеликки — березовая бестия, как прозвал ее Рубобост, — высилась надо мной. Я уловил чуть слышный скрип дерева, когда она повернула голову, чтобы следить за мной взглядом, хотя знала, что во мне нет угрозы для Арго; к тому же я ей нравился, насколько может кто-то нравиться Хозяйке Северных Земель. Как бы ни было холодно ее сердце — сердце застывших лесов, снежных пустынь, промерзших до дна озер, — но она, как и ее друг Арго, любила своих капитанов, старых и новых.

Я был первым капитаном Арго.

Какое-то чувство, не имевшее ничего общего с чарами, подсказало мне, что сейчас я нужен Арго, что он страстно ждал меня, но не смел позвать.

Дух корабля — порог между мирами, между нижней палубой и миром вне времени, единым миром, где все моря проплаваны, все берега изъезжены, все святилища разграблены или признаны, все лета одинаковы, хотя летние праздники отличаются по-разному в разных мирах. Я шагнул через порог в вихрь воспоминаний корабля.

Миеликки, теперь под прозрачной вуалью, в тонких одеждах, стояла среди летнего леса: в юном обличье, тонкая и тихая, она приветственно подняла руку. Злобной ведьмы как не бывало. Ее подружка рысь присела перед ней, навострив уши и вздыбив шерсть на спине, и следила за мной круглыми глазами.

Миеликки поманила меня вперед. Я шагнул глубже в Дух Арго и…

Волна разбилась о борт, бросив хрупкий корабль к утесам.

Небо хмурилось, ветер выл, бушевало холодное море. Рвались канаты, скрипела палуба, просмоленные узлы, скреплявшие части этого простого судна, растягиваясь, взвизгивали от натуги. Едва ли не все весла были разбиты о камни в узком проливе, а те, что остались, чуть не трещали. Капитан с помощником что было сил налегали на рулевое весло.

Капитан был не Ясон, и корабль был не Арго, каким я его знал. Этот корабль был старше, и приключение сохранилось в памяти корабля, но не в моей. Один из команды окликнул капитана: Акратон — знакомое имя. Великий искатель приключений: Ясон, опередивший Ясона.

В этом морском сновидении я видел огромные белые скелеты на скалах. То был пролив Петрос, и теперь я знал, куда направляется Арго, но мне оставалось неясным, почему он вспоминал именно тот шторм.

Глазами Арго я видел, как кости обрастают плотью, обретают цвет: переливчатую зелень и багрянец морских созданий. Они скатывались с утесов, вспенивая океан, и принимались рвать и терзать Арго гигантскими зубами, уставившись на жертву безжизненными, немигающими глазами.

Метали гарпуны и втягивали их снова на борт. Людей смывало в море, зубастые челюсти левиафана хватали их и заливали кровью кипящие волны.

Лишь когда громадная змеиная голова поднялась из воды за кормой Арго — голова величиной с дом, с глазами как исполинские щиты, — корабль начал свой долгий путь к спасению, ускользая из костистых зубов судьбы, уносимый поднятой чудовищем волной.

На мачту быстро натянули новый парус, и западный ветер, которого позабавило бегство из лап смерти, благосклонно подарил свой порыв ловкому суденышку, которое опасно накренилось на правый борт, но тут же поймало шквал и понеслось вместе с бурей на восток к острову — странному и таинственному клочку гористой суши, так хорошо изведанному мною в свое время. Акратону, как и Ясону после него, предстояло разграбить этот остров, но об этом я знал лишь по сказаниям.

Мне некогда было осмыслить, почему Арго решил поделиться со мной именно этим воспоминанием, а в его выборе явно был особый смысл. Арго, несмотря на то что в нем, казалось, билось человеческое сердце, не склонен был предаваться бессмысленной ностальгии. Вскоре я возвратился вместе с кораблем в мир настоящего.

Лес светился насквозь; из пещеры в скале, образовавшейся из окаменевших стволов, подул легкий ветерок. Под ним затрепетала трава. Рысь беспокойно шевельнулась, и Миеликки направилась ко мне: глаза ее блестели из-под прозрачной белой накидки, губы были плотно сжаты.

Она обняла и поглотила меня, и в плавном падении женские руки, обнимавшие меня, словно превратились в просоленные морем балки корпуса Арго. Я вдыхал соленый бриз и запах вара, гниющих канатов и тесаного дерева.

Дух корабля, древний разум, обращался ко мне через свою хранительницу.

— Он стыдится и боится, Мерлин. Он виновен в давнем великом предательстве, и тень Немезиды протянулась к нему. Корабль не просто дерево и канаты.

— Я знаю. К чему напоминать мне? Я его выстроил!

— Ты строил его в невинности и отпустил по водам мира с гордостью. Ты рос и взрослел, медленно, на протяжении веков, и Арго тоже вырос в славный корабль, на коем плыл Ясон. Чтобы расти, змея сбрасывает кожу: Арго сбрасывал дерево. Мастера-корабельщики из года в год меняли его облик. Теперь он сильнее, быстрее, поворотливее и хитрее того челнока, что ты выстроил, но сердце ребенка — щепка дуба — еще осталось в нем.

Я был озадачен. Я хорошо знал, что Арго хранит в себе осколок каждого судна, каким он был, частицу сердца каждого из капитанов, направлявших его по рекам или через океан. Известно мне было и то, что мои детские потуги в кораблестроении под бдительным оком десяти масок за десять тысяч лет от сего дня или более того положили начало этому бороздящему моря существу, этому миру, скользящему по волнам.

К чему такие усилия, чтобы напомнить мне?

Грусть и тревога густой горечью стояли у меня в пересохшем рту, когда я позволил Миеликки передать мне чувства и сны корабля.

И я снова был в мире детства, среди ревущих бурунов.

То был миг восторга, вспышка памяти столь мощной, столь живой, что она ошеломила меня. Не сам я воскресил прошлое. Это Арго тратил силу своей жизни, чтобы отослать меня назад, показать мне минуту, когда я вкладывал в лодочку свои чары и жизнь.