Соколиная охота - Сергей Шведов Страница 26

Епископ Драгон был взволнован не на шутку и потому, видимо, пригласил для совета двух самых умных в Нейстрии и Аквитании сеньоров, Септиманского и Орлеанского. Едва переступив порог дворца епископа, граф Бернард понял, что капитан Рюэрг сдержал слово. Дальнейший разговор только подтвердил его догадку. Побочный сын Карла Великого выглядел растерянным, что с ним бывало чрезвычайно редко. Тем не менее он нашел в себе силы, чтобы довольно связно пересказать историю, давно уже известную гостям во всех подробностях. Правда, он не назвал имя своего информатора, но графы в этом и не нуждались.

– Я не уверен, что должен рассказать об этом Карлу, – поморщился епископ Драгон.

– Если бы речь шла об обычной интрижке, то я бы без колебаний согласился с тобой, монсеньор. Но, к сожалению, дело куда серьезнее, – вздохнул Бернард Септиманский. – К тому же по Парижу поползли слухи.

– Быть того не может, – потрясенно воскликнул Драгон. – Я никому об этом словом не обмолвился.

– Увы, – развел руками граф Орлеанский. – Называют даже место, где все это произошло. Дом капитана Раймона Рюэрга.

Епископ промолчал, хотя осведомленность сеньоров его поразила. Густые брови Драгона сошлись у переносицы, а лицо стало суровым и неприступным. В такие минуты епископ становился похож на своего отца императора Карла Великого, которого граф Септиманский видел еще мальчишкой, но очень хорошо запомнил. Да и трудно было бы забыть великого вождя франков, завоевавшего полмира.

– Я слышал, что эта мистерия называется Белтайн, но не имею ни малейшего представления о том, в чем же состоит ее смысл, – граф Бернард вопросительно посмотрел на Драгона.

Епископ ответил не сразу. Видимо, он не был уверен в том, что ему следует посвящать в языческие таинства тех христиан, в чьем благочестии у него были причины сомневаться.

Однако ситуация требовала откровенности, и он вынужден был заговорить:

– Эта богомерзкая церемония проводится обычно в Троицын день. Якобы божок Бел сливается с богиней Дон, что способствует расцвету природы. Согласно языческим представлениям, в этот день они зачали своего сына, божка Гвидона, который потом облагодетельствовал всех кельтов, дав им знания. Бел нисходит к своей избраннице в образе жеребца, а та, в свою очередь, принимает его в образе кобылы. И все, кто в эту ночь предаются блуду вместе с ними, обретают счастье в своих детях. Прежде подобные языческие мерзости творились по всей Европе, ныне же здесь, в Нейстрии, мы почти свели их на нет, но кое-где, вдали от наших глаз, неразумные землепашцы еще кланяются своим старым идолам. Порой к ним присоединяются и знатные сеньоры, забывшие свой христианский долг.

Произнося последние слова, епископ Драгон неодобрительно глянул на графа Орлеанского, из чего Бернард заключил, что Эд в этом деле не без греха. Впрочем, и ему самому несколько раз довелось участвовать в обрядах, которые не одобрялись строгими ревнителями христианской веры. Но лучше погрешить против истинного бога, чем оставить землепашцев без урожая и вызвать народные бунты голодной зимой. Тем не менее граф Септиманский придал своему лицу благочестивое выражение и сокрушенно покачал головой.

– Однако у меня есть основания полагать, что в данном случае несчастная Тинберга жаждет вступить в связь с другим божком, именуемым Гвином, сыном Нудда Среброрукого, – сказал он.

– А чем знаменит этот божок? – полюбопытствовал Эд Орлеанский.

– Славяне называют его Ярилой. По их поверьям, он убивает своего отца Велеса, ставшего драконом, чтобы, оплодотворив Великую Мать, занять его место и повторить его судьбу.

– А зачем это нужно Тинберге?

– Именно Ярила-Велес или Гвин-Нудд считаются хозяевами подземного мира, владыками злых духов. Они способны наделить своих приверженцев магической силой. Именно Гвин явился матери Меровея Венделика в образе кентавра, чтобы зачать с ней великого царя. Однако, по другим источникам, это был Гвидон или Световид, как его называют славяне, который, по примеру своего отца Бела, решил породить мужа, способного просветить все окрестные племена и стать их великим вождем.

– Я все-таки не понял, кто же является отцом Меровея Венделика: Ярила или Световид, Гвин или Гвидон? – наморщил лоб граф Бернард.

– А какое это имеет значение, – в раздражении воскликнул епископ Драгон. – Ведь в том и в другом случае мы имеем дело с дьяволом, с драконом, с Люцифером! С тем самым Люцифером, который соблазнил Еву и тем самым обрек на греховную жизнь всех ее потомков. Женщина была, есть и останется сосудом сладострастия и мерзости.

– Но ведь и Христа родила женщина, – осторожно напомнил Эд Орлеанский.

– Есть разница, граф, между зачатьем непорочным и зачатьем греховным, между Святым Духом и Люцифером. Истинный христианин должен это знать! В первом случае женщина рожает истинного бога, во втором – дьявольское отродье.