Рецепт Мастера. Спасти Императора. В 2 книгах. Книга 1 - Лада Лузина Страница 26

Война отобрала у них с Игорем долгожданный фурор. В июне 1914 года Изида стала участницей легендарного перелета на «Илье Муромце». Пролетев всего за 14 часов из Петербурга в Киев самый большой в мире самолет «Илья» принес на Куреневский аэродром сразу целых шесть пассажиров. Кто-то из встречающих обмолвился вскользь, что в Сараево убит австрийский эрцгерцог… И миру стало не до их перелета.

Война отобрала у нее самолет — однофамилец Изиды, нареченный в честь перелета «Илья Муромец Киевский», отправился не к ней в ангар, а на фронт.

Война отобрала у нее двух лучших друзей. Петю, погибшего в первый месяц войны и Игоря, уехавшего в эскадру вслед за «Ильей».

Война отобрала у нее звание первой…

Первые сражались нынче в первых рядах. И гибли первыми. А в 1915 Дашу настиг последний удар: первой военной летчицей стала княгиня Шаховская. А стать второй было как-то обидно…

В пику Чуб продемонстрировала миру свой первый смертельный трюк. За ним последовал и второй. А за ним — упоительная мысль: «Конечно, она пойдет на войну и вновь будет первой, как только получит подходящий боевой самолет — настоящего „Муромца“!»

Но сделать это оказалось не так-то и просто. Все боеспособные машины атаковали врага, их не хватало. Бывшая певичка Молли Море даже отдала военным свой «Вуазен», став безлошадной. Лишь в 1916 Даше удалось заполучить недоделанный С-0, от разработки которого Игорь отказался, и С-20, от услуг коего отказалась их армия.

К осени экспериментальный «Илья» был собран в ее мастерской, но богатырь, на которого она сделала главную ставку — стать первой женщиной, управляющей большим самолетом, первой русской бомбардировщицей, первым летчиком, сделавшим на гиганте «петлю», «бочку», «штопор» и все три смертельных трюка — стал ее первым сокрушительным позором.

* * *

— Я думала, — созналась другу Изида, — мы с «Ильей» и выиграем эту войну.

Она помолчала, недоброжелательно изучая свою колоссальную ошибку весом в 5 тонн, длинною в полгода, ценой в 150 тысяч рублей!

Как ни странно, при падении «Илья» пострадал очень мало и теперь стоял перед ней восстановленный, сверкающий, готовый к полету и… совершенно ненужный!

— Сколько бабок я выкинула! Сколько времени на него извела. А он! — Чуб со злобой ударила ногой по колесам шасси.

— Не бей его, — сказал создатель «Ильи».

— А ему меня можно? — обиделась Даша. — Знаешь, как он меня о землю грохнул? Он… слишком большой для меня. И бомбы бросать одной почти невозможно. Он с самого начала не хотел меня слушаться, — наябедничала она его творцу. — Знаешь, он словно не захотел быть мной.

— Тебе известно лучше других, — сдержанно ответил друг, — «Илья Муромец» был предназначен для экипажа.

— Мне никто не нужен! — визгливо огрызнулась авиатрисса. — Я хочу одна!

— Что ты хочешь сделать одна? Выиграть мировую войну? — вопрос сверкнул недоброжелательной сталью. — Вспомни, — смягчил продолжение друг, — даже богатырей было трое. Вспомни про нас. Помнишь, как я вызывал тебя в Петроград по три раза на месяц? Просил послушать мой новый корабль. Ты как никто умела слышать машины. Ты научила меня…

— Ничему я тебя не научила! — обиженно отбила Чуб. — Ты все сам! Все, что ты сделал, ты сделал бы и без меня. Я просто делала тебе презентации.

— Что с тобой, Ветер? — угасше спросил ее друг. — Ты изменилась. Ты словно перестала видеть мир вокруг.

— Я? — ощетинилась Киевица. — Да я такое вижу, такое знаю, что ты… Ты даже не знаешь, кто я! Одна фигня, — поскучнела всезнающая. — Как теперь идти воевать? У меня самолета нормального нету. Есть еще твой С-20… Но его надо месяца два собирать. Ты мне поможешь? — распорядилась она и добавила, не дожидаясь ответа. — А после сразу начнешь изобретать вертолет. Это срочно. Нельзя тянуть столько!

— Сколько? — недоуменно спросил ее друг.

«Сколько-сколько…» — передразнила Чуб про себя.

Она не собиралась открывать земляку, что вертолет он изобретет только в Америке и на историческую родину его изобретение попадет только тогда, когда еще один их земляк — Никита Хрущев — приобретет американскую модель.

С самой первой встречи с Сикорским Даша была преисполнена твердой решимости повторить подвиг Кати, корысти ради изволившей восстановить историческую справедливость: запатентовать киноаппарат механика Тимченко, изобретенный раньше творения братьев Люмьер и обратить Киев в столицу мирового кинематографа. Точнее доказать, его родина тут, на Украине.

Причем, надо признать, в отличие от Кати, Даша Чуб была совершенно бескорыстна!

И все же сейчас, посмотрев в лицо своего земляка и лучшего друга, она устыдилась, еще сама не зная чего.

— Ветер, как ты не видишь… не понимаешь, — ее друг стал мрачен лицом, — война уже проиграна. Мы больше не в силах ничего изменить, — он говорил, как о своем личном поражении, которое не может простить себе.

— Ты сделал достаточно, чтоб ее выиграть.

— Я сделал «Илью». Но его так по-настоящему и не бросили в бой…

— Не уезжай, — вдруг жалобно попросила она. — Мне так тебя не хватает… Ладно, забудь. Я знаю, ты упрямый. Ты вернешься в эскадру. Обещай мне одно… Нет, не обещай, поклянись. Когда у вас там все окончательно развалится, ты вернешься ко мне. Ты не уедешь за рубеж, — завершила она на звонкой от страха ноте.

— Неужели ты думала, что я способен вот так вдруг уехать за границу? Без тебя? — удивился он.

— Но я никуда не поеду.

— Значит, и я не поеду, — спокойно сказал он.

Друг подошел к ней, положил левую успокоительную руку ей на плечо, осторожно убрал правой белую прядь с ее упрямого лба.

— Все, что мне дорого, находится здесь, — сказал он незыблемо.

И нечто, разбуженное его правой рукой, внезапно заставило Чуб задуматься. Он говорит о Родине… Или о любви?

А еще Даша подумала, что в мае ему 28. Теперь он старше ее.

Но эту мимолетную мысль спугнули, как многие мысли, способные перевернуть нашу жизнь. Чуб отвернулась от его взгляда резким, очень женским движением…

И ойкнула:

— Уй! Здрасьте, приехали! А ты кто такой?

* * *

Саня застыл, не зная какой из частей тела отдать предпочтение.

Ноги, готовые стремительно унести сыщика прочь, находились за дверью, а вовлеченные в тайну Изиды плечи и голова уж давно пребывали в ангаре.

Изида Киевская решила вопрос за него:

— Ну-ка иди сюда…

Ругать его пилотесса, похоже, не собиралась — напротив, она улыбалась. И гимназист осторожно приблизился.

— Я тебя не первый раз вроде вижу, — подмигнула авиаторша. — Торчишь на трибунах. Ты мой поклонник что ли? Или влюблен в меня?