Перекресток времен. Бородатые боги - Андрей Захаров Страница 26

– Да, я тоже об этом подумал. Прикажу сержанту приглядывать за ним, – согласился Климович. – Ох, виноват я перед ними, сильно виноват!

– Не казните себя, Алексей Аркадьевич. Знал бы, где упасть – соломки подстелил! А вообще, прав был ротмистр. Постреляли бы раньше зэков, не было бы таких проблем! Здесь человеколюбие и подобная мягкотелость неуместны!

– А как же закон? А совесть? – недоумевал Климович.

– Какой закон? Какая совесть? Мы здесь сами себе закон! А совесть в таких делах надо подальше засунуть! Пока будем в себе ковыряться да червяков в башке искать, нам уже горло перережут, как тем ребятам из дзота!

– Но нельзя же так, мы ведь цивилизованные люди, а не дикари! А суд божий? Вы про него забыли? Забыли, что проливать невинную кровь – это грех великий? – не сдавался Алексей Аркадьевич. – Да. Каюсь. Виноват. Смалодушничал в тот раз. Но нельзя такое отношение к людям ставить за правило! Так и к нам с вами его применить могут! Вспомните себя. Если бы я тогда действовал по такому принципу, вас и ваших современников расстреляли бы в первый день, как немецких диверсантов!

– Спасибо, что не расстреляли. Но здесь все по-другому. Если я не ошибаюсь, то еще в Средние века кто-то из крестоносцев или инквизиторов сказал: «Убивайте всех, Господь на небе узнает своих!» – жестко ответил Уваров. – Это, конечно, грубо, но в нашей ситуации, как в хирургии Яниса Людвиговича, надо было срочно вырезать больную опухоль, чтобы выздоровело все тело. И не говорите мне, пожалуйста, про слезу ребенка. Я не Достоевский, и мы с вами не боги, хотя пока такими и считаемся у местных.

– Поймите, жестокость жестокости рознь. Она хороша при удержании власти, против бунта, ведущего к краху. Но не ради самой казни. Это еще Никколо Макиавелли сказал; кстати, он совсем недавно умер, в одна тысяча пятьсот двадцать шестом году от Рождества Христова, – пояснил Климович. – Я не желаю превращаться в диктатора-людоеда. В любых условиях надо оставаться человеком.

– Жесткость и жестокость – это большая разница, – не согласился Олег. – Я принимаю необходимую жесткость, но так же, как и вы, не принимаю бессмысленную жестокость. Расстрел уголовников – необходимая жесткость, а вот резня воинами-уаминка женщин и детей гуаро – бессмысленная жестокость. Хотя не нам их судить. У каждой эпохи свои нравы. Давайте лучше готовиться к завтрашнему выступлению. Мне очень хочется обнять своего друга Николая живым и здоровым…

Утром вернулись разведчики, наблюдавшие за лагерем гуаро. Они сообщили неожиданную новость. Дикари свернули свой лагерь и перенесли его ближе к Уанка-канча. Гуаро расположились на окраине леса, напротив города, перекрыв всю долину и выставив усиленные посты со стороны уанка. С тыла никакого охранения нет. Всех мужчин вожди гуаро направили на штурм крепости уанка. Есть возможность свободно пройти в лагерь дикарей и захватить его.

Быстро посовещавшись, решили, что виракочи с лошадьми пойдут вдоль ручья, так как в лесу от них толку мало, а Синчи Пума со своими воинами захватит лагерь врага. После этого уаминка должны присоединиться к виракочам и ударить в тыл гуаро. Климович попросил вождя уаминка не убивать семьи дикарей, а держать их в качестве заложников. На поиски похищенных женщин в лагерь врага также направлялся и Дулевич со своими бойцами.

Первыми по кромке леса вдоль ручья шли проводники-уанка. Следом продвигалась созданная Уваровым огневая группа, вооруженная ручными пулеметами и автоматами. За ними – все остальные. Опять всадникам Новицкого «не повезло». Они шли самыми последними.

По мере приближения к крепости все отчетливее слышались воинственные крики и шум битвы. Иногда даже доносились звуки коротких пулеметных очередей и одиночных винтовочных выстрелов.

У Максима все внутри затрепетало. «Это батя с Роговым бьются! Если стреляют – значит, живы!»

Он увидел, как Григоров со своими минометчиками поднялся на нижнюю террасу и начал устанавливать минометы. Пока бойцы закрепляли опорные плиты и присоединяли к ним стволы с двуногами-лафетами, Андрей в бинокль выбирал ориентиры. Максиму захотелось подняться к другу и также посмотреть в бинокль на битву: может, и отца найдет! Он такого никогда раньше не видел. Все эти ролевики, реконструкторы и толкинисты его времени завидовали бы ему черной завистью. Впереди настоящая битва, которую ты не только увидишь, но и поучаствуешь в ней! Класс! Круто! О том, что его могут ранить или даже убить в этой схватке, Максим не думал. Извечный юношеский максимализм…

Перейдя ручей, пулеметчики залегли у пулеметов. Командовать остался Климович. Уваров повел своих пехотинцев в лес на соединение с воинами Синчи Пума. Когда Григоров доложил о готовности, командир полка отдал приказ открыть огонь. Что тут началось! От минометных выстрелов и пулеметной стрельбы заложило уши. Поле перед городом покрылось пылевым туманом от разрывов мин. Из этого тумана к лесу с криками ужаса бежали дикари, но они тут же падали, сраженные кинжальным пулеметным огнем. Но это продолжалось недолго. По команде Климовича стрельба резко прекратилась и настала очередь действовать Новицкому.

Ротмистр выстроил своих кавалеристов на краю поля лавой, развернутым строем в две шеренги. Причем в первой шеренге находились опытные казаки, а за их спинами, немного левее своего впередистоящего, – молодые бойцы. Сам Новицкий занял место в центре перед лавой.

– Держись за мной! – быстро проговорил Степан Левченко Максиму и занял свое место, как урядник, с левого фланга первой шеренги, ближнего к крепости. – Не отставай! Куда я, туда и ты! И башкой крути во все стороны! Руби всех нехристей, кто попадется на пути!

Кони в предчувствии боя, еле сдерживаемые наездниками, гарцевали на месте. Новицкий окинул взглядом строй, выхватил шашку и громко скомандовал по-гусарски:

– Эскадрон! Шашки вон! В атаку! Рысью! Марш-марш!

Вслед за его командой вся казачья лава с гиканьем и залихватским свистом в едином порыве бросилась на бежавших к лесу дикарей. Максим, выхватив шашку, дал Ворону шенкелей и, стараясь не отстать, встав в седле, направил коня вслед за Левченко. Карабин больно бил по спине, панама слетела от встречного ветра, в глазах зарябило от разбегающихся в диком ужасе гуаро. Многие из них, побросав свое оружие, падали на землю, закрыв голову руками. Но находились и те, кто пытался сопротивляться скачущим на них двухголовым чудовищам. Они в отчаянии бросались с копьями и дубинками навстречу. Да, в смелости дикарям не откажешь! За короткое время скачущий впереди Левченко, свешиваясь с коня то вправо, то влево, лихо зарубил пятерых дикарей, не оставив Максиму ни одного. Те, кто попадался ему на пути, уже были зарублены или упали в страхе на землю. Как смерч пронеслась лава сквозь ряды отступающих гуаро, оставляя после себя множество побитых врагов. Макс даже не успел прийти в себя от увиденного, как они оказались на другом краю поля.

– Не зевай, казак! В строй! – скомандовал Левченко, разворачивая и выравнивая свой фланг, одновременно бегло осматривая ближайших к нему. – Все целы? Сейчас еще раз пройдемся!

Не давая дикарям опомниться, Новицкий бросил своих всадников в новую атаку: