Богатыристика Кости Жихарева - Михаил Успенский Страница 26

– Сам виноват, – сказал Колобок. – Надо было сидеть в гнезде на дубу да былины штудировать, а не в шашки играть с подозрительными личностями! Мог бы и наперед узнать о здешних порядках…

– Откуда? – взвыл Костя.

– А сборник былин тебе на что был даден? – спросил вожатый. – Там черным по белому прописано: «Застава богатырская»… Давай-ка поглядим!

Достал откуда-то из-под кафтанчика толстый том, безошибочно отворил и прочитал:

Тридцать-то было богатырей со богАтырем:

Атаманом-то – старый казак Илья Муромец,

Илья Муромец да сын Иванович,

Податаманьем Самсон да Колыбанович,

Добрыня-то Микитич жил во писарях,

Алеша-то Попович жил во поварах,

Мишка Торопанишка жил во конюхах…

– Понял? Если уж сам благородный грамотей Добрыня здесь всего лишь писаришка штабной, а Попович удалой репу чистит – так кто тут с тобой-то, мокрогубым, церемониться будет? Походи в паробках – авось к седым годам до оруженосца дослужишься…

– А что такое – паробок?

– Слово «паужин» знаешь?

– Знаю, – сказал Костя. – Так только старухи говорят. А в летнем детском лагере это называется полдник…

– Интересные у вас полдники – в пять часов вечера! Так вот, паужин значит – дополнение ужина. Паводок – дополнительная вода. А паробок – дополнительный работник, подсобник. В украинском языке слово «парубок» до сих пор живет… Я же говорю – всегда спрашивай о значении слова у самого языка – он ответит! Только вдуматься надо!

– Некогда мне вдумываться, – сказал Костя и чуть не заплакал. – Совсем загоняли… Один Еким за меня заступается. Он у Алеши оруженосцем работает…

А он-то еще житье у Патрикеи Маркидоновны каторгой считал!

– Гей, утырок! – крикнул кто-то. – Муку привезли!

– Вот видишь, как обзываются… – сказал Жихарев. – Утырок, да еще и гей…

– Так раньше слово «отрок» произносили, – попробовал утешить мальчика находчивый Колобок. – А «гей» – это иногда просто «Гей!» – возглас, оклик… Здесь, в счастливые былинные времена, мужчины могут просто дружить, не опасаясь дурной славы…

– Ты гонишь, – грустно сказал Костя. – Отрок он и есть отрок. Все мы тут отроки. А утырок…

И снова чуть не заплакал от обиды. Кстати, плакать здесь почему-то не возбранялось: богатыря, рыдающего над телом погибшего товарища, никто бабой не обзывал…

– Выше голову, – сказал вожатый. – Гляди веселей!

– Тебе хорошо, – сказал Костя. – Со штабными тусуешься. Пожил бы на нашем хоздворе, поучил бы меня чему надо…

– Нельзя мне у вас, – вздохнул Колобок. – Там люди молодые, вечно голодные. А вдруг среди них еще и близорукий попадется? Ам – и нету… Нет, пару зубов он, конечно, потеряет, учитывая мой возраст, но мне-то не легче!

– Утырок! – раздался тот же голос. – Попович-свет уже за вожжами послал!

– Ну, я побежал, – сказал Костя.

Конечно, автор былины приврал: сам Алеша не кашеварил. Он просто отвечал за работу поваров и пробу снимал. Так же как Добрыня только надзирал над канцелярией, а фактически был начальником штаба.

Костя перенес знакомые ему сызмальства военные слова на здешние обстоятельства: тут были и штаб, и казарма, и склады, и столовая, и оружейка, и даже гараж – то есть конюшня.

И везде было полно работы! А строгое армейское слово «наряд» оказалось весьма древнего происхождения… Как и «наезд», кстати.

Автор былины и не то еще приврал – не двенадцать верст было до Киева, а намного больше. Иначе богатырям просто привозили бы обеды из города, как пиццу с доставкой на дом.

На дальней же заставе все приходилось делать самим по наряду. То есть не самим богатырям, а вот таким, как Костя, мальчишкам да подросткам, жившим в ветхом сарае, который, видно, ни для чего более не годился.

Не Илье же Иванычу (его тут, словно командира части в современной армии, все звали «батей») таскать воду, ездить за дровами и копать отхожие ямы! Потому что – вдруг война, а все богатыри устамши?

…Но не так тяжела была работа, как неуставные взаимоотношения, о которых Костя хорошо знал, но на шкуре своей еще не испытал.

Бить его никто не рискнул – видели, какой он сильный и здоровый. Убедились в учебных сражениях. Но и за равного не считали, норовя всю тяжелую и грязную работу свалить на него. И даже не пытались слукавить при этом – мол, кроме тебя, Костя, никому такое дело не под силу. Нет! Новик – изволь пахать!

Еще и прозвище обидное дали… Хотя здесь у всех отроков кликухи – Сутыря, Лакомец, Таскай, Мотовило… И ведь все они готовились стать богатырями!

Вот Костя и пахал.

Застава располагалась на холме, а колодец был внизу, так что воду приходилось таскать в гору. Разбухшие кадушки тяжелы и сами по себе, а с водой и вообще. И коромыслом не воспользуешься, коромысло – для женщин. Да еще перед самой поварней или конюшней какой-нибудь Пинай ножку подставит…

Ни в игры, ни в шкоды свои другие паробки Жихарева не принимали. Он попробовал пустить в ход «прикольные SMS-ки» – никто не засмеялся, не понимали тут нашего юмора. Да еще и утырком прозвали. И лапти пришлось на ночь класть под голову, иначе проснешься – а они уже полнешеньки…

Как хорошо, что Колобок забрал на хранение Костин рюкзачок со скудным добром – будто в воду глядел! И как хорошо, что Святогоровы штаны сшиты из Первоматерии! Ничего им не делается!

Более того, когда ночью с него, спящего, попытались снять портки с целью намочить и завязать узлом – так враз все отлетели с криками ужаса. Пуговица сработала! А Жихарев даже не проснулся, до того устал.

И не услышал, как ему намазали губы липовым медом: нарочно сперли туесок с кухни. На кого подумают?

Быть бы Косте выпоротому вожжами из рук самого Алеши Поповича, если бы не мудрая ночная птица.

Кузьма-Демьян, в отличие от Колобка, никого не боялся, тем более здешних мелких котов. Он неслышно спикировал из темноты, вырвал берестяную посудину из рук шкодника и унес туда, откуда взяли.

– Утырок у нас колдун, что ли? – испуганно сказал тогда главный пакостник Пинай. – Сам с собой, бывает, разговаривает…

– Давно не вопрос, – раздалось во тьме откуда-то из-под крыши.

– Как бы он нам грыжу-килу не наколдовал… – сказал боязливый Голован.

– Мы работаем над этим, – посулил тот же зловещий голос.

Так что трогать новичка ночью никто больше не рисковал. Зато днем отыгрывались.

Но нет худа без добра. Учащийся Жихарев узнал по кулинарной части много нового – того, что для его тутошних сверстников было в порядке вещей. Впору, домой воротившись, свою закусочную открывать под завлекательным слоганом «Русские щи – хоть онучи полощи»…