Изольда Великолепная - Карина Демина Страница 26

А он провожал Кайя.

И где-то у картинной галереи они устали провожаться и присели. Нашелся еще кувшинчик вина… и солнце всходило. Новый день – достойный повод. А потом кто-то добрый помог подняться и добрести до кровати. Кто?

Мужчина. Точно мужчина. У женщины не хватило бы сил.

– Что… п-происходит? – Урфин поднялся на четвереньки. Хвала Ушедшему, он был одет, пусть даже одежда изрядно помялась. И пятен сколько… вино белое… вино красное, терпкое, тифисское крепленое. Розовое тоже имеется. А вот это явно от масла. Но масло вчера вроде бы не пили.

Кайя сдернул с постели за шиворот, как щенка, и легонько – ему так представлялось, что легонько, – встряхнул:

– Очнись. Мне помощь нужна. Изольда пропала. Кормак сказал, что ты знаешь, где она.

– Откуда?

Старая скотина не упустила случая нагадить. Изольда пропала… Зачем?

– Отпусти, – попросил Урфин. – И пусть принесут воды. Со льдом. И ведро. И лучше выйди, ладно?

Хуже рвотных капель могла быть лишь двойная доза рвотных капель, разведенная в двух литрах воды. Урфин пил, пытаясь отрешиться от едкого тухловатого вкуса напитка. Хрустели на губах льдинки. И холод мешал средству сразу войти в кровь. Это дало несколько секунд, хватило, чтобы упасть в кресло, зажать меж колен ведро и сгорбиться над ним.

В это мгновение Урфин ненавидел себя.

И Кайя, который требовал выпить «за недолгую разлуку».

И Изольду. Не могла исчезнуть попозже?

Кормака… и весь растреклятый мир, не желающий отпустить Урфина.

Рвало его долго, обстоятельно, и Урфин вяло подумал, что, возможно, это и не самый изящный способ самоубийства, зато определенно – весьма мучительный. Дурнота прошла, оставив дрожь в руках и коленях, взопревшую спину, но способную мыслить голову.

Изольда исчезла?

Куда, Ушедий, она могла исчезнуть?

Тень от замка накрыла двор. Огромная, она еле вмещалась между высокими стенами и чернила камни. Лишь зубцы сохраняли яркий влажный блеск. По стене вышагивали часовые, чьи фигуры были далеки и трудно различимы.

Известен всем мой господин, и смело я пою

О том, что он непобедим в застолье и в бою… [2]

У Сига оказался приятный голос, куда приятнее, чем у дворцового менестреля. Да и репертуар отличался изрядно.

Ярко горел костер. Промасленное крыло навеса скрывало от меня небо и поблекшее солнце. Повозки, поставленные углом друг к другу, служили вполне приличной защитой от ветра. Редкие капли дождя залетали в огонь и шипели, сгорая.

Я сидела, прислонившись к горячему боку Снежинки. Нам двоим досталась кипа свежей соломы и потертое седло альтернативой табурету. Снежинка не протестовала. Она дотянулась губами до моей руки, и я вспомнила, что, наверное, рука пахнет яблоком. Но яблоко давно съедено.

– Извини. Я же не знала, что встречу тебя.

Она поняла и тихонько засмеялась в ответ.

Над костром висел котел в черной броне копоти. В костре кипело варево, и Так, похожий на огромного тролля, колдовал над ним.

Я не гордая, и место у огня – самое мое. Тем более что запах от котла шел изумительный. Правильно говорят, что голод – лучшая приправа. А я сегодняшний день приправила больше некуда. Все-таки диета – это не мое. Организм, чувствуя неминуемое приближение стройности, взывал о спасении.

Струна порвалась, лишив историю финала, полагаю, весьма героического, в духе песни.

– Чтоб тебе, – глубокомысленно произнес Сиг, засовывая раненый палец в рот.

– Не выражайся.

Сержант сидел на корточках у костра. Причем сидел давно. Уже час, наверное. Или два. Не меняя позы, не подавая признаков жизни. Железный человек.

Интересно, его не Феликсом звать?

– Да ну вас… Это не я выражаюсь. Это душа выражается. Мы вот тут… сидим… – Не выражаться Сигу было затруднительно. И в речи его время от времени возникали характерные паузы. – Сначала там сидели. Теперь вот тут…

– Там – это где? – уточнила я.

– Дингвалл. Чаячье крыло.

Ни о чем не говорит. Вообще не мешало бы к географии мира интерес проявить. И к биологии. И вообще ко всему, что может пригодиться в новой моей жизни, если уж возвращение к старой не грозит.

– Раубиттеры, – добавил Сержант, что тоже не внесло ясности. – Раубиттеры – безземельные рыцари. Гербовая шваль, простите, леди.

Я простила.

– Кто посильней, тот турнирами пробивается. Или в наемники идет. А кто послабей, тот стаю ищет. Дингвалл – старый род, но обнищавший. Вот и решили поправить семейное состояние. Пока соседний Арлан грабили, пользу приносили, лорд их терпел.

А потом терпение, стало быть, иссякло. Бывает.

– Они мортиры делать стали, чтоб их… – Сиг вовремя прикусил язык. Явно мое присутствие негативным образом сказывалось на образности его речи.

– И что?

Вот этот мой вопрос явно был лишним, поскольку даже Сержант отвлекся от созерцания огня, а в глазах его мертвых я увидела нечто, что можно было трактовать как удивление.

– Порох запрещен.

Да? А я только-только внесла его в план преображения мира. Правда, план этот можно было отправить в костер, пусть бы и мысленный, но все равно обидно.

– Если какой человек, будь он простого или благородного сословия, мужского или женского рода, выявлен в том, что изготавливает, хранит или же перевозит пороховое зелье, мортиры или любые иные орудия подобного толка, а также снаряды к оным, он подлежит доследованию и казни.

Вдохновляющая цитата.

Но почему? Порох – это же прогресс… проще же из пушки по воротам выстрелить, чем тараном в них долбиться. Конечно, у их светлости времени много, но все равно странно.

– А если… – Я соломинкой пыталась выковырять засохшую кровь из-под ногтей. – …Если кто-то очень сильный станет делать порох? Много пороха? И он не захочет, чтобы его казнили.

Сержант все-таки сменил позу, сел, вытянув ноги и руки к огню. Узкие запястья сливались по цвету с серой шинелью. Ответил он не сразу, но все же ответил:

– Протекторатов девятнадцать. А было двадцать. Фризы решили, что сильнее прочих. И лорд-протектор дозволил делать порох. Много пороха. И много мортир. Он, сколько сумел, хранил тайну, но тайна вскоре стала слишком большой. Фризия была сильна. И богата, что людьми, что землями. Никто не желал такой войны. От лорда потребовали сжечь весь порох и казнить людей, которые умеют его варить. Он отказался. Он думал, что устоит против всех. Может, и обошлось бы… говорят, многие не желали воевать, но лорд допустил одну ошибку.