Москва никогда - Владимир Брайт Страница 26

– Вызывает Валет. Ответь…

Раскрывшийся купол парашюта похож на виляющего хвостом пса. Странно, но барабанящие по стеклу капли дождя говорят о печали больше, чем все слова вместе взятые. И улыбающийся ребенок, тянущий руки к материнской груди, не ведает страха.

– Флинт!

Какого, спрашивается, хрена я вставил в голову имплантат-передатчик? Да, иногда прямая связь с другим ноймом полезна. Что-то наподобие соединения двух компьютеров в сети. Но сейчас…

– Флинт!

– Валет?! – хоть и с трудом, мне все же удалось вырваться из обволакивающего плена ярких иллюзий.

– Наконец-то! – он не скрывал радости. – Карп рвет и мечет. Требует тебя и Магадана. Где вы застряли? Мы на бронетранспортерах выдвигаемся в квадрат Тридцать четыре – Восемнадцать.

– Что за спешка? – чуть было не спросил я, вытирая рукавом кровь с лица.

К счастью, вовремя спохватился. Во-первых, никто кроме меня не в курсе замыслов Карпина. Во-вторых, все и так яснее ясного: «Пятерка», испуганная неожиданным вторжением кадов, переводит девчонку-андроида на новое место.

Встревоженный затянувшейся паузой, Валет уточнил:

– Флинт, у вас вообще как? Все в порядке?

Прежде чем ответить, я повернул голову в сторону напарника и сразу понял, что он мертв. За последние пару лет успел достаточно насмотреться на покойников, чтобы ошибиться.

– Проклятье!

– Что?

– Герцогиня с тобой?

Отсчет времени счет шел на секунды. От четырех до шести минут кислородного голодания – и необратимые изменения в коре головного мозга превратят реанимированного человека в бессмысленный овощ.

– Да, и еще…

С трудом поднявшись на ноги, я шагнул к трупу.

– Заткнись и переключи свой имплантат на общую волну.

– Понял, – отменная реакция – отличительное свойство настоящего игрока.

– Я слушаю, Флинт, – хорошо, когда в команде есть опытный док.

– У Магадана остановка сердца. Не знаю, как долго я был в отключке…

– Ты его не вернешь, – спокойно ответила Герцогиня, так, словно заранее подготовилась к «неприятному разговору».

Не вернешь…

Вот так просто и буднично. Как записанное объявление в подземке метро. «Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – “Морг”. Переход с красной линии “Жизни” на черную ветку “Смерти”. Выход в город – через жерло трубы крематория».

Медики – люди с особенным складом ума. Иногда мне начинает казаться, что они прилетели на Землю с далекой планеты, где все не так, как у нас.

– Почему?

– В твоей походной аптечке нет атропина, и вряд ли найдется адреналин. С момента остановки сердца прошло больше минуты. Без дефибриллятора и медикаментов ничего не получится. Можешь попробовать компрессию грудной клетки и искусственное дыхание, но…

Она не стала заканчивать мысль, хотя и так было ясно, что имелось в виду. «Сделать это исключительно для самоуспокоения. Шансов не было изначально, однако ты не сдавался до последнего».

– Дерьмо!!! – вспышка ярости спровоцировала выброс адреналина, который в данный момент был нужен не мне, а мертвому человеку. Плевать я хотел на самоуспокоение и все остальное. Командир отвечает за своих людей. Если кто-то погиб по его вине, значит…

Стоп!!! Еще не все потеряно!

Рывком поднявшись с пола, я взял на руки обмякшее тело напарника.

– Герцогиня!

– Что? – так разговаривает усталый психолог с пациентом.

– У меня две капсулы системы жизнеобеспечения. Можно с их помощью…

– Да, если еще не слишком поздно, – теперь, когда появился реальный шанс спасти человека, отстраненный циник превратился в доктора. – Погружаешь тело полностью в кислородосодержащий биораствор, – она говорила быстро и четко. – Справа у изголовья сенсорный экран, активирующий установку.

– Погрузил, активировал. Все в красных символах…

– Это нормально. Пациент мертв.

В другое время я не преминул бы заметить, что у нас разные понятия о «нормальности». Сейчас было не до того.

– Как его оживить?!! – казалось, что секундная стрелка сошла с ума: время не просто ускорилось, оно помчалось галопом.

– По центру большой круглый символ – автоматическая диагностика.

– Нажал, ничего не изменилось!

– И не должно. Внизу справа – перечеркнутая молния. Это реанимация.

– Нажал. Крышка капсулы пошла вниз и внутри загудело.

– Все правильно.

– Что теперь?

– Ничего. Нужно подождать пару минут.

– Потом вытаскивать тело?

– Нет.

– Как – нет? – не понял я.

– После удачной реанимации система переходит в режим глубокой диагностики и восстановления. Процесс занимает от пяти до восьми часов в зависимости от состояния больного.

Судя по нарастающему гулу, дела Магадана обстояли неважно. Даже просто реанимация была под большим вопросом, не говоря уже об «удачной».

Заранее зная ответ, на всякий случай спросил:

– Можно обойтись без диагностики? У нас нет времени.

– Нельзя.

– Проклятье!!!

– Флинт, – совершенно некстати в разговор вклинился неугомонный Валет. – Если вы закончили…

– Мы только начали! – сам того не заметив, я сорвался на крик. – Ты меня понял?!

– Да я-то понял, но Карп на связи. Говорит, срочно. Что мне ответить?

Я почувствовал себя загнанной крысой, мечущейся в безвыходном лабиринте. Каждое новое ответвление – очередной виток напряжения, оканчивающийся…

– Переключай на него!

– Что у тебя? – давно не слышал таких напряженных интонаций в голосе босса.

– Реанимирую Магадана.

– Как сам?

– Бывало и хуже.

– Ясно. Ходить можешь?

– Пытаюсь.

– «Пятерка» готовит эвакуацию. Твои люди выдвигаются на позицию. Нужно встретиться с ними не позднее чем через пятнадцать минут. С Магаданом или без.

И не дожидаясь ответа, прервал связь.

– Да мать же твою!!! – я с трудом удержался от того, чтобы со всей силы не впечатать кулак в стену.

Наемникам не положено думать и чувствовать. Они должны выполнять приказ, и точка. За это им платят звонкой монетой. Вместе с крушением мира рухнула пирамида централизованной власти. Да, оставалась эфемерная видимость управления, но, по большому счету, все сводилось к некому подобию феодальной грызни. Природа людей такова, что даже на грани полного уничтожения они не перестанут выяснять отношений между собой. Мы выбрали сторону, встав под знамена Карпина. И неважно, какие причины толкнули нас на этот шаг. С того самого момента мы продались ему с потрохами.