Ведьмина тайна - Дарья Гущина Страница 26

Запись кончилась, и я откинулась на спинку кресла, переваривая услышанное. Виталина Марковна, спасибо огромное за библиотеку, гениальнейшая вы женщина… Лана – царствие небесное… Я и сейчас, наверно, не готова – до конца не готова… Но ведь минувшие события – это лишь начало пути. Самое начало. По сути, вступление – актуальность, проблема, цель, задачи… и даже источники. А основная часть… случится в любой момент.

Унявшиеся за работой нервы опять расшалились, и спокойствия ради я разложила имеющиеся факты по структуре введения. Да-да, в ту самую научную работу, что подсунула мне судьба в лице Гульнары.

Итак, актуальность. Гульнара в западне, по замечанию «нетопыря» проклята и очень нуждается в помощи. Причём в скорейшей.

Проблема: проклятая ведьма не жива и не мертва, потеряла память и не знает, где находится. Плюс это осложняется вероятным появлением опаснейшей нечисти – «бабочек». И отсутствием у меня магии и возможностью защищаться самостоятельно.

Цель – собственно, найти Гульнару. Живой. А с её здоровьем справится колдовская медицина, она поди не чета нашей, человеческой. И вторая цель – добраться до тех, кто в теме. И, думается, это важнее и первее. И пусть брат с сестрой в две глотки кричат, что не надо никаких ведьм. Это, кстати, третья цель – понять, почему им их не надо. Лично мне ведьм очень даже надо, и побольше-побольше.

И – задачи, из цели выводимые. Тропа из писем. Рисунки. Места-маяки. «Дракон» – куда же в колдовской истории без хвостатых – с его таинственными мотивами и загадочным даром (и сработаться с ним нужно, и чтобы не заточил, во всех смыслах этого слова, – тоже). И, да, «ищи ведьму на середине». Что бы это значило? Мне бы пару хороших источников информации… Даже на вредных, наглых и нелюдимых согласна – разговорю. Лишь бы были.

Расписав схемами «кто», «куда», «зачем» и «почему» треть блокнота и снова успокоившись, я сходила за чаем, вдохнула рабочей и привычной до мозга костей редакционной атмосферы, утвердилась в своём мире и вернулась в библиотеку. Отличное, кстати, место. Никто не мельтешит и не дёргает вопросами, не давит морально и не отвлекает от насущного. И холод стимулирует работать быстрее.

И, кстати, пока не забыла, о насущном… Рисунки Весты нашлись в самом нижнем ящике, под кипой выцветших газетных вырезок и чьей-то заначенной шоколадкой. Рассудив, что лишние гормоны радости и позитива лишними не бывают, я без зазрения совести распечатала шоколадку, глотнула горячего чая и внимательно рассмотрела рисунки.

После «расшифрованной» записи Ланы и во втором деле хотелось чуда, но оное решило погодить и оставило меня с носом. Рисунки оказались просто рисунками – из тех, что каждый из нас чертит между делом: «подсознательные» крестики, ромбики, треугольники и иже с ними.

На всякий случай я сфотографировала послание Весты и вернулась к аудиозаписи. Прослушала повторно, законспектировала и скопировала запись на телефон. Перечитала и решила обдумать в более тёплом месте. Здесь, в ледяном помещении без окон и солнечного света, словосочетание «древние могилы» казалось чересчур символичным. До противных мурашек.

Выключив ноутбук и убрав всё, включая початую шоколадку, обратно в ящик, я вернулась в редакционное тепло. Конечно, повсюду гудели кондиционеры, но по сравнению с серверной здесь рай. Вернув на место кофту и чуни, я снова заглянула к секретарю. Катя ела мороженое и сосредоточенно играла в камушки «Три в ряд».

– Виталина Марковна не звонила? Не обещалась? – спросила я.

– Не-а, – Катя качнула головой, не отрываясь от экрана монитора. – Но если хочешь, я передам, чтобы она тебе набрала, как освободится.

– «Передашь, чтобы набрала…», – я фыркнула. – Звучит! Не надо. Зайду завтра сама.

– А ты не в отпуске? – она наконец заметила, что не так, отложила недоеденное мороженое на блюдце и уставилась на меня. – А где заявление?

– Пока не обговаривала. Отпуск, – пояснила я. – Потом напишу.

– Да брось, отпустит тебя Марковна. Лето, рекламы мало, клиенты на югах, – Катя отъехала от стола к стеллажу и зашуршала папками. – Пиши. Позвоню, как утвержу. Главное, сроки проставь. Сегодня среда, – она посмотрела на календарь. – Пиши с понедельника. Как раз сбежишь с недели сдачи номера. На месяц. Рада, я сказала, пиши на месяц! Ты же ни разу отпуск не брала! Пиши. Соскучишься – выйдешь на работу пораньше.

– А понравится – фиг продлите? – я усмехнулась, но подсела к секретарскому столу и послушно заполнила поданный Катей шаблон заявления. «Я, такая-то, в такой-то должности, прошу…»

Написала, перечитала и усомнилась:

– Не отпустит.

– Отпустит, – Катя ловко утянула заявление к себе. – Марковна – умная женщина и понимает, что отдыхающие хоть иногда люди работают с большим усердием, чем уставшие. А от уработанных типа тебя вообще толку мало. И с каждым годом без отпуска – всё меньше. Иди. Или она позвонит, или я. Беги, пока она не явилась и не придумала, чем тебя занять.

Секретарь приходилась шефе дальней родственницей и позволяла себе за глаза «обращаться» к редакторше панибратски. И не бояться начальственного гнева, прикрывая нас по случаю и без.

– Спасибо, Катюш, – я улыбнулась и взяла сумку. – До созвона.

– Пока-пока! – она махнула рукой и снова взялась за мороженое и игру.

А я ушла. С острым ощущением когнитивного диссонанса. Так странно – быть в отпуске… почти в отпуске. Будто работу прогуливаю, без разрешения начальства и объяснения причин. А впрочем, Виталина Марковна же дала добро на работу дома до конца этой недели…

Побродив вокруг офиса и пошатавшись праздно по проспекту, заполненному бегущими людьми, я купила кофе и незаметно для себя свернула к парку – и к тому входу, у которого вчера Бахтияр нашел крылья. «Рисуй» – вспомнилась подсказка Ланы из аудиозаписи. Хороший совет. За рисованием мне всегда отлично отдыхалось и плохо думалось. И ноги сами собой понесли к фонарю. В этой истории так много непонятного… И непонятно, что пригодится, а что – нет. Но лишнее всегда легко выбросить, тогда как нужное архисложно добыть.

Блокнот с черновым портретом Гульнары нашёлся в сумке, людей поблизости не наблюдалось, Бахтияра вроде тоже, и я, добравшись до фонаря, расположилась на газоне, вооружившись ручкой. Вчерашнее ощущение осени, кстати, осталось: невидимое, еле уловимое, как предчувствие, как мистическое понимание, хотя до календарной осени ещё больше месяца, оно пропитывало воздух, добавляя в него нотки терпкой горечи, влажной прохлады и неизбежности.

Рисовала я рассеянно и неспешно. Ручка механически бродила по чистому листу, чертя и штрихуя, а я поглядывала на фонарь и ни о чём не думала. Хотя, нет, конечно, думала, но обрывки мыслей не отпечатывались в памяти, ускользая почти сразу после появления. И мне нравилось это ощущение – короткое, медитационное, успокаивающее, похожее на сон наяву, когда мозг наполняли лишь образы и картины. И никаких «надо»…

Закончив работу, я отложила ручку, глотнула кофе, изучила рисунок и хмыкнула. Таки просочились… По вчерашней ассоциации с домиком фей, вокруг зажжённого фонаря вились крохотные крылатые сущности – не то феи или эльфы, не то всё же бабочки… или «бабочки». Или просто ночные мотыльки. И моя фантазия. И только-то.