Воронья стража - Владимир Свержин Страница 26

– `Охренительно! ` – поздравил меня Лис. – `И шо это нам дает? `

– `Пока не знаю. Но вероятно, что-то в этом есть `.

– `Или да, или нет, или может быть `, – с сомнением вздохнул Рей нар. – `Эти дохлые, они, знаешь, такие затейники… Делать нечего, вот и тарахтят шо попало! `

– …и хотя в моих силах предложить вам не более трех сотен городской милиции, да сотни полторы ваших соотечественников-гугенотов, верю, что в руках столь опытного военачальника даже это крошечное войско станет неодолимой силой!

– `Защекочем гидру мирового терроризма в ее логове! ` – цветисто, но довольно точно прокомментировал услышанное Лис.

* * *

Три сотни солдат городского ополчения, обещанные Рейли, на поверку оказались лишь семью десятками обряженных в кирасы цеховых подмастерьев, имеющих понятие о военном деле едва ли большее, чем я в варке пива и в выделке кожи. Выставленные мастерским произволом для несения военной службы, они глядели на чужестранного командира со смешанным чувством страха и угрюмой досады. Наверняка им уже виделось, как проклятый француз будет устилать их телами прогалины лесных чащоб, ожидая, когда в колчанах босоногих валлийских лучников закончатся стрелы.

Насколько я мог видеть, так думали не только они, но и цеховые старшины. Не имея мужества отказать в поддержке скорому на расправу лорду-протектору, все эти седельщики, перчаточники и прочие аптекари старательно подбирали в ряды моего войска тех, поминки по ком не будут чересчур печальны. Ловить с таким отрядом разбойничьи шайки, быть может, плохо организованные и слабо вооруженные, но все же за много поколений достигшие высокого искусства в своем ремесле, было чистейшей воды самоубийством.

То ли дело мои “соплеменники” гугеноты! Их действительно было чуть более полутораста человек – опаленных войной рубак, по большей части оказавшихся в Англии после захвата французами Кале. Многие из них сражались еще под командованием адмирала Колиньи и знали в лицо моего “братца”. А потому были весьма удивлены, узрев Наваррца здесь, на острове, в тот час, когда сами отчаянные храбрецы намеревались вернуться на родину, чтобы стать под знамена славного короля Генриха IV. Понятное дело, мне пришлось произнести речь, чтобы хоть как-то объяснить этому траурному воинству и свое пребывание в туманном Альбионе, и наши ближайшие задачи.

Но что, в сущности, я мог им сказать? Что узурпатору лестно осознавать присутствие в свите французского принца? Что, ощущая шаткость положения, Рейли желает собрать вокруг меня, как вокруг магнита, здешних французов и поставить их себе на службу? Что он, возможно, планирует использовать близнеца короля-гугенота как фигуру в большой игре с Францией или же, наоборот, против нее? Не думаю, чтобы подобные объяснения вдохнули в души протестантов желание сражаться под руководством вельможной куклы опасного выскочки. Но уж сообщать им, что институтское начальство в ином, довольно сходном мире пожелало вернуть на престол свергнутую королеву руками парочки оперативников, попавших в самую гущу событий, точно кур во щи, и подавно было невозможно. И все же в предстоящем деле вся надежда была на этих мрачных бородачей да на шевалье Сержа Рейнара л'Арсо д'Орбиньяка, более известного как Лис.

Признаюсь, вытребовать его у Рейли было делом весьма не простым. Услышав, что я коварно желаю лишить наместника королевства столь ценного специалиста, “ревностный блюститель законности” едва не впал в истерику. Лишь заверения моего напарника, “шо все будет пучком и ему как раз надо присмотреть земельку под посевы”, заставили Уолтера уступить мне моего собственного “офицера по особо тяжким” во временное пользование. Впрочем, скорее всего дело было в другом. Хитроумному ловцу удачи во что бы то ни стало надо было показать наличие за ним неких таинственных сил, и моя поддержка в этой авантюре ему была весьма на руку. А ради этого он готов был наступить на горло собственной песне. Не сильно, конечно. Так – легким касанием!

На следующее утро по лесной дороге на гнедом ирландском жеребце, покрытом зеленой бархатной попоной с золотыми кистями, ехал долговязый худощавый дворянин. Миланская кираса, в которую он был облачен, радостно пускала солнечные зайчики, едва лишь лучи, пробившись сквозь нависшую над дорогой листву деревьев, падали на полированную сталь. Каштановые волосы кавалера были забраны под тонкий серебряный обруч, маскировавший единственную седую прядь. Зеленые глаза его светились неизбывной врожденной хитростью, едва скрытой маской беспечности, а переносица, напоминавшая, в силу жизненных передряг, латинскую букву “5”, недвусмысленно свидетельствовала, что сей достойный образчик мужественной красоты вряд ли блистает в кругу придворных щеголей. Впрочем, насколько мне было известно, кривизна переносицы никогда не мешала Лису – а это был именно он – держать нос по ветру.

Когда еще был я зелен и мал, —

горланил д'Орбиньяк во всю мощь луженой глотки, —

Лей, ливень, всю ночь напролет,

Любую проделку я шуткой считал.

А дождь себе льет да льет!

Быстроногий ирландский скакун, прядающий ушами в такт Лисовским руладам, шел неспешной рысью так, словно его хозяин выехал в лес полюбоваться весенней природой. Поводья были небрежно обмотаны вокруг передней луки боевого седла, оставляя руки всадника свободными, и, надо сказать, он весьма необычным образом пользовался этой самой свободой, подбрасывая и ловя на лету блестящую золотую монетку. Кошелек с точно такими же блестящими кругляшами красовался у него на поясе, точно демонстрируя склонность беспечного кавалера к негаданной благотворительности. Еще бы! За последние дни проезжий тракт, по которому рысил д'Орбиньяк, приобрел среди лондонцев весьма дурную славу. Разрозненные шайки валлийских головорезов всего за считанные дни собрали здесь столь богатую жатву, что в родном приграничье каждый из них мог считаться настоящим толстосумом. Стоит ли говорить, что если для былых хозяев награбленные ценности больше не представляли интереса, то лорд-протектор королевства считал их своей законной добычей и вовсе не горел желанием оставлять разбойникам честно награбленное.

Правда, несмотря на это, даже кошелек на поясе у Рейнара был выделен едва ли не специальным решением палаты общин. Но все же он был. И, как я настаивал, содержимое его составляли не медяки, не шиллинги, а самые что ни на есть настоящие золотые фунты. Ровно сто штук. Целое состояние по этим временам! Четырехлетний доход средней руки эсквайра.

Пусть годы меня уложили в постель,

Лей, ливень, всю ночь напролет.

Из старого дурня не выбьете хмель,

А дождь себе льет да льет! —

выпевал Лис, украдкой поглядывая по сторонам, по заросшим бузиной обочинам, где, по логике вещей, должна была таиться засада.

И все же, вопреки ожиданиям, ни свирепые валлийцы, ни их не менее душевные британские собратья не спешили преградить дорогу золотоносному певуну.

“Может, они днем отсыпаются?” – напряженно думал я созерцая непривычные лесистые пейзажи лондонского графства глазами Рейнара. Уже к началу восемнадцатого века от этих непролазных чащоб не оставалось даже воспоминаний. Все эти леса сгорели в каминах Лондона, обратившись в смог. Однако сейчас он вполне подходил для засады, но, похоже, кроме меня, об этом никто не заботился. Лис преспокойно одолевал милю за милей, демонстрируя всем желающим туго набитый кошель и золотую монету, то и дело заманчиво кувыркающуюся в воздухе.