Золушки в опасности - Лесса Каури Страница 26

– Цель любого Бога – получение от тех, кто ему поклоняется, некоей эманации, называемой верой. Чем сильнее вера – тем сильнее становится Бог. Самую сильную эманацию дает смерть. Душа отданная за веру – вот высшая награда для Бога! Пятьсот лет назад Бог огня Гересклет едва не стал сильнее Богов, что выжили после Вечной ночи…

Ее голос постепенно отдалялся, отдалялся, пока не сделался неслышимым… А затем Его Светлость услышал крики. Страшные крики людей, сгорающих заживо.

Темнота перед его глазами сменилась странными сумерками – в них не было света, только полутень. Не сразу Троян осознал, что полутень – это падающий с неба тончайший пепел, который усыпал все вокруг. И каменистую пустошь, и торчащие из нее скалы с гранями острыми, как бритва. И гору со скошенной вершиной, хорошо видимую на фоне заходящего солнца. И другую гору, которая в окружающей серости выглядела ослепительно белой и почти закрывала рассветную сторону неба. Между ними, спина к спине, окруженные волнами сияния, стояли мужчина и женщина. И если статного, красивого, чернобородого мужчину он не знал, хотя сразу наитием распознал в нем бывшего морского бродягу, то женщину узнал мгновенно… Это юное лицо, приоткрытый, будто от страсти, рот, эти четкие движения рук, короткий ежик светлых волос – ничего не изменилось за прошедшие столетия. Ничего, кроме взгляда.

Волна за волной на волшебников накатывали одержимые. В одежде и без, выставив вперед скрюченные, как птичьи когти, пальцы, мужчины, женщины, дети и дряхлые старики шли к тем двоим, что стояли последним заслоном разума, ибо только в их глазах разум еще и оставался. Во взглядах нападающих пылала единая, всепоглощающая страсть к уничтожению. Наталкиваясь на выставленные магами щиты, одержимые вспыхивали и начинали кричать. От их криков воздух гудел, как от набата, и у герцога моментально заболела голова, хотя в бытность свою ему частенько случалось слушать крики умирающих.

Женщина полуобернулась к мужчине и крикнула:

– Каждый сожженный делает его сильнее! Надо с этим заканчивать!

– У тебя есть идеи? – спокойно ответил тот, будто не удерживал на кончиках пальцев щит от сотен тысяч ненормальных.

– Не дать им гореть… – глухо ответила женщина, и в этот миг – Троян ясно увидел это! – в ее небесно-голубых глазах впервые появилась тонкая прослойка льда.

– Плети, – решительно кивнул мужчина. – Я поделюсь…

Его Светлость попытался закрыть глаза, потому что понял, что сейчас произойдет, и не желал видеть. Но немилосердно прохладные пальцы вонзились в его виски, не позволяя этого сделать. И Троян смотрел. Смотрел, как живые люди, один за другим, начинают пропадать с пустоши, будто их никогда не существовало. Будто некто вычеркивал их из реальности, стирал с лица земли, выкидывал с Тикрея, не оставляя даже воспоминаний. Мужчин, женщин, стариков и детей…

Герцог не знал, как долго это продолжалось, не заметил, как на пустошь опустилась ночь. Но когда солнце показалось на востоке, очертив контуры белой горы, он понял, что во всем видимом пространстве осталось лишь два человека. Мужчина поддерживал женщину, которая едва стояла на ногах. Лица у обоих были серыми от пепла, гонимого резвым утренним ветром.

– Это не конец, – хрипло сказал мужчина. – Он еще жив!

– Я знаю, – тихо ответила женщина и прикрыла веки.

Мужчина поднял ее на руки и медленно пошел в сторону восходящего солнца, свет которого падал на пепел и казался мертвым. Как и все вокруг…

Рю Вилль открыл глаза и уставился в одну точку перед собой.

Архимагистр с жалостью коснулась его волос, прихватила со стола музыкальный свиток, забрала поднос с лягушкой и сказала:

– Мы поговорим, когда ты будешь готов, Трой.

Спустя миг ее уже не было в кабинете.

Герцог с усилием заставил себя увидеть окружающее, хотя перед глазами продолжали гореть живые факелы, а страшная пустота Весеречской равнины разворачивалась, будто ковровая дорожка в Вечность. Он невольно посмотрелся в зеркало связи – не отображается ли весь этот ужас в его зрачках? И только сейчас понял, почему Ники провела ладонью по его волосам.

* * *

Вернувшись в свои покои Ласурский архимагистр отпустила лягушку плавать в аквариуме, сорвала оплетку с музыкального свитка и положила его на стол. Приятные переливы лютни наполнили комнату. Они рассказывали о первых каплях дождя, коснувшегося уже засыпающей земли, о свежести и прохладе туманов, накрывших поля, о листве, меняющей цвет… Они рассказывали об осени. Затем зазвучал уже знакомый Ники голос. Голос, который она услышала единожды, но после поняла, что готова слушать еще и еще – голос того самого юного менестреля, что проходя мимо Золотой башни пел романс на слова Одувана Узаморского.

Подойдя к окну, Ники уперлась лбом в холодное стекло и прикрыла глаза от наслаждения, повторяя сохраненный памятью первый куплет: