Жена Болотного царя - Купава Огинская Страница 26

— В пекло меч, — грубо ответила я, задыхаясь под тяжестью эва. Мы едва шли, а что-то большое, сильное и древнее нагоняло нас. Волны стали выше, с легкими порывами ветра до нас долетал запах застоявшейся воды и чего-то еще… Так, наверное, могло пахнуть что-то пролежавшее на дне долгие годы, если не десятилетия.

Я стремилась в поселение, чтобы отдать Ислэ на попечение Ллэт и ее особенных умений и рассказать царю о Моховике, идущем по нашим следам. Чтобы это уже не было моей проблемой. Чтобы всё разрешили те, кто мог. Кто должен был это сделать.

Но когда мы вышли к поселению, все мои надежды рухнули. Ворота были открыты. Я отчетливо видела тела стражников, что стояли на посту. Жизни в них не осталось и на вдох.

На одном из эва сидело странное создание, будто сплетенное из веток и жил; оно увлеченно копошилось в развороченной грудной клетке.

— Мы не пройдем. — Я потянула Ислэ в сторону, желая отойти с тропы и хотя бы спрятаться в зарослях, чтобы переждать… что именно переждать, я не знала и не хотела даже гадать. Просто переждать. Чтобы все наладилось и мы смогли войти в поселение.

Главное, чтобы Ислэ смог дотянуть до этой минуты.

Неправильно поняв мое желание, эва трудно мотнул головой:

— До следующих ворот слишком далеко. Я не дойду.

— Я и не прошу. Нам всего-то нужно уйти с дороги Моховика.

Мы шли так долго, как Ислэ только мог, и остановились, лишь когда он окончательно обессилел.

Только тогда, привалив его к стволу дерева, мы помогли ему сесть. Я не знала, сколько крови в нем еще осталось, и не представляла, как можно ему помочь. Единственное, что я могла сделать, — хотя бы попробовать остановить кровь.

Несколько мгновений я бездумно разглядывала свою мокрую рубаху, отупело не понимая, что делать дальше.

Потом вспомнила о царевне.

— Агнэ, иди-ка сюда.

Ее рубаха была сухой, и она, не раздумывая, оторвала от нее щедрый кусок.

— Ты потерпи, ладно? — жалобно попросила я у Ислэ, прижимая ткань к его ране.

Он слабо улыбнулся и вроде бы кивнул — голова его дернулась и безвольно упала на грудь. Агнэ судорожно вздохнула, но сдержалась. Не заплакала.

— Что мы теперь будем делать? — спросила она.

— Ждать.

* * *

Нашли нас уже в сумерках. Прошло ли несколько часов и наступил вечер, или же тучи украли остатки солнечного света, я не знала.

Я совсем замерзла в мокрой одежде и не ощущала собственного тела, Ислэ почти не дышал, а Агнэ, пришедшая на смену обессиленной мне, с отчаянной старательностью прижимала к страшной ране насквозь пропитавшуюся кровью ткань.

К тому времени мы все были измазаны в крови и нельзя было понять, ранен ли из нас кто-то, кроме Ислэ.

Отсветы факелов среди деревьев и голоса растревожили нас. Узнав в одном из голосов отцовский, Агнэ позвала его ломко и надрывно. И наконец заплакала.

Лицо Ксэнара, увидевшего в отсветах факелов свою дочь, всю залитую красным, было страшным.

— Теперь ваша очередь, — сообщила я и обессиленно привалилась к дереву, почти касаясь плечом поникшего плеча Ислэ. Я отказывалась и дальше нести ответственность за чужие жизни… да и за свою тоже.

Как нас доставляли в дом царя, я помнила смутно. Только чьи-то руки, не очень аккуратно вздернувшие меня в воздух, носилки с Ислэ и страшные слова:

— Повезло, что эва. Был бы человеком, несли бы труп, — говорил мужчина. Приземистый, с курчавой смоляной бородой и темными усталыми глазами. Человек.

Еще помнила, как на улицах поселения лежали тела… не эва и не людей. Неправильные и будто ненастоящие. Были раненые, которых перевязывали прямо там, рядом с телами менее удачливых врагов. Где-то в отдалении кто-то плакал. Так плакал, что отдавалось в сердце.

Были убитые. Но их уже убрали с улиц, разнесли по домам для прощания.

Запоздало вспомнив про Моховика, я все порывалась окликнуть Ксэнара и все ему рассказать.

Окликнула. Начала объяснять, быстро и путано, была почти сразу прервана спокойным:

— Знаем.

И все.

Дальше уже ничего не помнила.

Замерзла.