Муравьиный мед - Сергей Малицкий Страница 26

– Было б так, столько вопросов не возникало бы! – бросил маг. – Может быть, от Димуинна, а может, еще от кого. Или для кого-то. Можешь считать, что Седд тоже не просто так о баль на время забыл. Можешь считать, что он тоже не отказался бы от такой наложницы. Или от жены. Пора дому Креча наследников заводить!

– Эта девчонка что, без платка по танским дворам бродила, если и Димуинн и Седд ее видели? Неужели она так красива, что и конга и главного соперника его ослепила?! – Арух почти кричал. – Не следует ли за тетку ее взяться?

– Не твоя это забота, колдун! – оборвал его Ирунг. – У нас и без Тини будет о чем поговорить. Забудь о ней, если собственная жизнь дорога. Ты делом пока займись. О Тини много не думай. По мне, так, если она за племянницу старается, это мелочь. Не это главное, а что со Скиром будет! Тини не предаст – мы кровь мешали, если ты помнишь. Да и позаботился я о ней – Касса приставил. А более хитрого и пронырливого сайда в Скире нет. Тини вроде бы пока не замешана в этом вареве, но ты ее тоже в кудель вплетай. И себя, и меня, и конга… Вплетай и нитку сучи. И я о том же думать стану. А девчонка красива, признаюсь тебе. Нет краше ее в Скире, Арух! И без платка она не ходила, но видел ее не только Димуинн – еще кое-кто. Тут уж сыновья мои постарались.

Зиди не уснул и под утро. Точнее уснул, но сон был прозрачен, как горный хрусталь, и баль смотрел во все глаза через его грани, не в силах отделить реальность от видений, прошедшее от будущего. То ему казалось, что он поднялся к серым холодным облакам и видит далеко внизу на узкой дороге бычка, запряженного в старухину повозку, которой управляет рыжая, почти седая щуплая фигурка. И грузом этой повозки, укрытой серой тканью, служил именно он, Зиди. «Куда ты везешь меня, незнакомка?» – силился крикнуть баль, но голос отказывал ему, а невидимые крылья не позволяли спуститься. Но когда возница вдруг поднимала голову, Зиди узнавал Рич, ужасаясь ее морщинам и погасшим глазам столетней старухи. «В Суйку я везу тебя, баль», – хрипела Рич, и Зиди начинал бить крыльями и кричать, что ему еще рано в город умерших. «В самый раз», – отвечала Рич. «Неужели я уже умер?» – бился на ветру Зиди. «Умрешь, обязательно умрешь, – повторяла Рич. – Недолго осталось. Как доберешься до конца жизни, так и умрешь». «А где муравьиный мед?» – пугался неизбежности Зиди. «Со мной он, – отвечала Рич. – Я смажу им твое тело перед погребением, чтобы тлен не коснулся его». «Не смей! – кричал в ответ Зиди. – Я должен вылить его на алтарь Исс!» «Зачем?» – спрашивала Рич, но тут накатывали серые облака, ломали Зиди крылья, с размаху ударяли его о землю, и он приходил в себя вновь на столе колдуньи.

Старуха и ее слуги все еще валялись где-то в ногах Рич, но девчонка сама казалась страшнее старухи и одновременно прекраснее себя самой в тысячу раз. Смазанные муравьиным медом волосы мокрым лошадиным хвостом лежали у нее на груди, глаза горели безумным огнем. Зрачки увеличились, опрокинулись пропастями, заполнили глаза без остатка, и в глубине их черных зеркал вспыхивали искры – зеленые, красные, желтые. Мерцали хороводы огоньков. Или это отражались масляные лампы старухи? Почему они отражались? Они же должны были тонуть, гаснуть в этих глазах, как тонет Зиди, как гаснет его разум.

И он утонул бы без остатка, если бы не жгучая боль в руке. Не в ноге, не в колене, а именно в левой руке, которая почему-то была пригвождена стальным стилетом к дощатому столу. «Зачем это?» – шептал деревянными губами Зиди. «Чтобы ты держался, чтобы не утонул», – неслышно отвечала Рич. «Я умею плавать», – недоуменно отвечал Зиди, чувствуя, как жгучая боль вонзается в его ногу, но не может заглушить огонь в пронзенной руке. «Нет, – спокойно отвечала Рич. – В этих водах ты утонешь без меня. Только и я без тебя не справлюсь, поэтому помогай мне».

И Зиди вдруг понимал, что он сидит перед юной колдуньей и опирается на пронзенную стилетом руку. Но Рич не смотрит на руку, не смотрит на его наготу, а рассекает стеклянным ножом вздувшееся колено и начинает выскабливать оттуда гной. Зиди тонет в волнах невыносимой боли, но пламя в пронзенной руке вдруг оборачивается крепкой веревкой, и он выбирается по ней из волн и помогает Рич – сдавливает свободной рукой распухшую плоть, промывает рану зеленым варевом из горшка и тупо смотрит, как его спутница рассекает здоровую кожу на икре. «Что ты там хочешь найти? » – спокойно спрашивает Зиди, потому что не чувствует боли. Боль и так уже захлестнула его с головой, больше ее быть не может. Ни капля ее, ни река не переполнят море страданий, только огненный жгут, пронзающий ладонь, все еще мечется в волнах. «Ничего», – отвечает Рич, отсекает от раскрытой плоти какие-то волокна и тоже промывает их зеленым варевом. Костяная игла мелькает в ее руках, отсеченные волокна приникают к раскрытому колену, в котором среди истерзанной плоти и кровяной росы белеет кость, и приходит новая боль.

Она больше любой боли. Если вся прошлая боль казалась бескрайним океаном, то эта боль – скалы, поднимающиеся из его бездны. Она вытягивает Зиди в плоский жгут и медленно наматывает его на шипастый вал. Но он не может ни улететь, ни утонуть, потому что его ладонь пришпилена к деревянному столу, и этот якорь не сдвинет с места ни одна буря. «Только не кричи», – устало шепчет Рич, смазывая беличью жилку муравьиным медом, и Зиди начинает вполголоса выть. «Тихо, тихо», – повторяет Рич и латает его тело, зашивает рану и кладет на лоб воину ладонь, заставляет его лечь, а затем набирает пригоршни зеленого варева и омывает его с головы до ног. «А теперь можешь и полетать», – шепчет юная колдунья и выдергивает стилет.

И Зиди взлетает. Он взмывает к потолку, пробивает ветхую кровлю, устремляется в ночное небо, которое стремительно светлеет, и видит далеко внизу одинокую повозку, на облучке которой сидит удивительно старая Рич, а под ветхой тканью лежит почти бездыханное тело.

«Куда мы едем, Рич?» – «В Суйку мы едем, Зиди, в Суйку». – «Рано мне еще в Суйку, Рич». – «В самый раз, Зиди. В самый раз». – «А где муравьиный мед, Рич?» – «У тебя под головой, Зиди. У тебя под головой…»

Зиди проснулся в полдень. Небо было серым, но Аилле просвечивал сквозь тучи почти прямо над головой. Боль продолжала жить в теле, но она уходила, высыхала как лужи после летнего дождя, оставляя после себя усталость и пустоту. «Где мы?» – хотел спросить баль, но не смог не только вымолвить слово, даже выдох сделать.

– Тихо, – прошептала, обернувшись, Рич. И Зиди затрясся, захрипел, пытаясь избавиться от наваждения, потому что на него смотрела сама смерть. Волосы старухи были седы и спутаны, лицо бороздили ужасные морщины, во рту не осталось зубов.

– Тихо, – настойчиво просипела Рич.

– Это морок? – попытался спросить воин.

Губы вновь не послушались его, но старуха поняла.

– Нет, – сказала она. – Это покрывало смерти. Я набросила его и на себя и на тебя. Два-три дня я выдержу, а там уже и до Суйки доберемся. По-другому мне не спрятать нас, баль. Конечно, Арух или Ирунг нас и под покрывалом рассмотрели бы, да не будут они искать здесь. Не будь слуги у Аруха столь хороши, я вообще мороком бы обошлась.