Обратная сторона вечности - Виктория Угрюмова Страница 26

Иренсей посмотрел прямо в глаза надвигавшейся на него зеленой глыбе и неожиданно успокоился. Это все равно была смерть – жуткая и мучительная, и ему вдруг отчаянно захотелось встретить ее достойно...

* * *

– Агатияр! Признавайся, там еще много бумаг?

– Часа на четыре работы, мой мальчик, и на сегодня – все.

– Я больше не могу, – устало произносит Зу-Л-Карнайн и откидывается на спинку кресла.

– А на самый конец я оставил крайне важное и интересное сообщение, касающееся Сонандана...

– Это о ней?

– Скорее, для нее, – говорит Агатияр, отрываясь от пухлой пачки желтоватых листов. – Давай разберемся с двумя законами и несколькими прошениями, а после обсудим все, что нас с тобой особенно интересует.

– Лучше начать с самого важного! – требует император.

– Нет, мальчик. Потом я тебя ни за какие коврижки не заманю за рабочий стол.

– Агатияр! Ты изверг!

Со времени знаменитой на весь мир битвы при ал-Ахкафе император сильно вырос и возмужал. Теперь это не милый юноша, но прекрасный и могучий молодой мужчина – золотоволосый и голубоглазый. На его груди и плечах бугрятся мощные мускулы, даже со стороны видно, какой силой он обладает. И только Агатияр знает, что император по-прежнему краснеет и смущается. Если бы здесь была Каэтана, она бы, не колеблясь ни секунды, сказала, что Зу-Л-Карнайн как две капли воды похож на Джоу Лахатала. Тот же гордый, пронзительный взгляд, те же пушистые ресницы в полщеки, те же изогнутые брови и тонкий нос с изысканными полуокружьями ноздрей. Но ее здесь нет, к великой скорби влюбленного императора.

Впрочем, как любит говаривать по этому поводу мудрый Агатияр, это уже совершенно другая история.

Минут пять император честно царапает пером по бумаге, высунув от усердия язык. И даже оставляет на вышеозначенном листе заметные следы своей деятельности. Однако на шестую минуту он не выдерживает и снова оборачивается к своему визирю.

– Скажи мне, – говорит аита, – зачем мне целая толпа сановников, судей, советников и наместников, если я каждый день должен по шесть-семь часов заниматься делами?

– Можешь не заниматься, – даже не смотрит на него Агатияр. – Но тогда не удивляйся, если через полгода в твоей империи будет новый император.

– Прекрасно! Хочу на него посмотреть.

– Не увидишь, – бросает визирь, не поднимая головы от бумаг. – Может, он и пожалеет о содеянном, но голову-то тебе отрубят все равно раньше.

– Тогда не нужно было позволять мне завоевывать столько земель.

– А кто не далее как вчера собирался завладеть Хадрамаутом?

– По-моему, я хватил лишку, – бормочет император.

Некоторое время в комнате тихо. Зу-Л-Карнайн честно читает прошения, рассматривает новый закон и, по совету Агатияра, не одобряет его, пишет письма наместникам и заслушивает скучнейший финансовый отчет за последний месяц. Если бы не Агатияр, он бы просто сбежал на войну.

Когда наконец все дела, запланированные на сегодня, выполнены, Зу-Л-Карнайн осторожно спрашивает:

– Так что там про Сонандан?

Он побывал в Запретных Землях вскоре после того, как Каэтана обрела свое прежнее имя и суть и стала Интагейя Сангасойей. Он до последнего момента не верил, что она была призвана туда не за ответами на незаданные вопросы, а для того, чтобы на них отвечать. Он надеялся, что людская молва, которая летит быстрее любой птицы, как всегда, преувеличила и исказила события. Он мчался, чтобы еще раз предложить ей корону империи, но нашел в храме Истины не маленькую девочку, которой объяснился в любви, но настоящую богиню. Казалось бы, от чувства Зу-Л-Карнайна ничего не должно было остаться: слишком уж неравными были условия. И никаких шансов на то, что она станет императрицей. Аите нужно было искать супругу и мать для наследника огромного государства, но судьба его круто вильнула после встречи с Каэ. И вот почему: та женщина, которая встретила его на пороге храма Истины, потрясла императора еще больше, чем та, которую он однажды проводил в ал-Ахкафе. Она показалась ему еще прекраснее, еще милее и очаровательнее. Ее божественное происхождение как-то абсолютно ускользнуло от внимания аиты. И если прежде он в нее влюбился, то теперь полюбил со всем пылом. Агатияр едва уговорил его покинуть гостеприимную землю сангасоев, объяснив, что все равно смертный не может жениться на богине. Великий визирь подозревал, что проблема вовсе не решена, а просто отложена на некоторое время.

Император перенес столицу в Курму – все-таки поближе к Онодонге. Он бы обосновался и у тагар, но Джералан то и дело вспыхивал мелкими междоусобными войнами, и это в конце концов надоело молодому владыке. Хайя Лобелголдой уступил свой трон Хентей-хану. Кахатанна простила его, но забыть смерть Ловалонги, случившуюся по его вине, не смогла. Правитель Джералана по достоинству оценил ее благородство, когда она не стала объяснять Зу-Л-Карнайну обстоятельства гибели талисенны Элама.

Первое, что спрашивал аита, встречаясь утром с Агатияром, касалось известий о Кахатанне или от Кахатанны.

За прошедшее время Агатияр совершенно не изменился. Разве что прибавилось морщин да седых волос, но кто их в состоянии сосчитать? Он по-прежнему держит на своих плечах огромную империю аиты и прилагает все усилия, чтобы она процветала. И чтобы свалить с ног такого колосса, как государство Зу-Л-Карнайна, нужно сначала свалить Агатияра. А это сделать очень и очень трудно.

Неподкупный, обожающий своего мальчика, он так и не нажил добра. Иногда странно становится, что верховный визирь, первый советник властелина громадного государства довольствуется малым. Его сундуки по-прежнему набиты шелковыми синими халатами, шитыми серебром, – это любимая одежда и единственная слабость Агатияра. И он все так же носит на поясе свою старую саблю.

Агатияр бесконечно верен императору и чуточку себе. Еще он верен одному существу, которое нельзя с полной уверенностью отнести ни к людям, ни к богам. Это Великая Богиня Истины Кахатанна. И хотя Агатияр знает, что она не вернется к аите, чтобы занять трон рядом с ним, он все равно не обходит ее вниманием, стараясь быть в курсе всех событий в Сонандане и его окрестностях. Он очень хорошо запомнил пословицу, которую Каэ слышала в другом мире: «Не боги горшки обжигают». И эта пословица пришлась по душе визирю. Он считает, что дети – а Каэ он тоже причисляет к детям, как и своего обожаемого Зу, – пропадут, если им не помогать. На огромном расстоянии от Сонандана, не выходя из своего дворца, верный Агатияр хранит покой императора и его возлюбленной. И какая ему разница, что она – вечная богиня?

Император терпеливо ждет, когда Агатияр расскажет ему свою важную новость. За долгие годы он привык к тому, что его визирь никогда не преувеличивает, но и не преуменьшает значение известных ему событий. Если Агатияр говорит, что дело важное и спешное, значит, оно действительно соответствует данной характеристике и ему нужно уделить особенное внимание.