Чингисхан. Книга 2. Чужие земли - Сергей Волков Страница 26

— Ушли они…

— Смотри, старуха, ложь укорачивает жизнь, — крикнул предводитель меркитов. — А где ж его красавица жена?

Борте вышла навстречу меркитам.

— Что нужно вам, воины?

— Вот так прибыток! Сама Борте. Брат будет доволен! — захохотал предводитель меркитов. — Эй, старуха, я бы зарубил тебя, но дарю жизнь затем, чтобы ты сказала Темуджину: я, Тохтоа-беки, владыка удууд-меркитов, забрал твою женщину, как отец твой забрал Оэлун у брата моего Ике-Чиледу. — Он обернулся к своим воинам. — Эй, кому будет греть постель жена Темуджина? Чилгрэ-боко, ты вроде не так давно овдовел? Бери эту унгиратку себе!

Просыпаюсь от того, что кто-то теребит меня за плечо, сопит в ухо, жестким языком облизывает щеку. Открываю глаза — собака. Обычная дворняга с шерстью песчаного цвета. Она отскакивает от меня и убегает, вывалив розовый язык и постоянно оглядываясь.

Солнце стоит довольно высоко. Утро. Щебечут птицы, журчит перекатах вода, легкий ветерок качает верхушки можжевельника.

Нефедов лежит в стороне, в нескольких метрах от меня. Бросаюсь к нему. Крови нет. Профессор спокойно спит, чему-то улыбаясь во сне. Живой.

Чертовщина какая-то! Я отчетливо помню события вчерашнего дня. Безумных гетайров, дротики. Пронзенного насквозь Нефедова. Кровищу. И собственную смерть. Меня сперва ударили копьем, а потом добили мечом.

Но я весь целый! На мне — ни царапины! Проверяю оружие. Все патроны на месте, М-16 чистая, ни в стволе, ни на затворе нет пороховой гари.

Нагибаюсь, трясу Нефедова.

— Игнат! Вставай!

Он просыпается, несколько мгновений непонимающе хлопает глазами, потом хватается за грудь. Мы смотрим друг на друга. И, как по команде, хватаем рюкзаки и бежим вдоль реки обратно к скалам. Молча. Потому что нам обоим очень страшно.

Забившись в укромную расщелину, надежно защищенную густым кустарником, не садимся даже, а падаем на землю.

— Может, мы с ума сошли? — шепчет Нефедов.

— Оба сразу?

— Ну, а как тогда? В смысле — как объяснить? А? Я пожимаю плечами.

— Может, газ какой. Галлюцинации…

— Ничего себе галлюцинации! — он бьет себя ладонь в грудь. — Вот сюда мне вошло! Я помню! А ты? Тебя тоже… — Нефедов сглатывает, — убили?..

— Да.

— Как?

— Насмерть!

Дела-а… Может, попробуем подняться? Я задираю голову и смотрю на отвесную каменную стену, уходящую в голубое небо.

— Ты ж сам говорил, что без снаряжения…

— Тогда чего делать?

Хороший вопрос. Я пытаюсь найти на него ответ с того момента, как очнулся целый и невредимый там, у реки. Где-то читал, что вообще существуют два извечных вопроса русской интеллигенции. Первый — «Кто виноват?», а второй как раз — «Что делать?». Нам, с одной стороны, проще, чем русской интеллигенции, ответ на первый мы знаем. Но от этого не легче.

— Слушай, — Нефедов понижает голос, наклоняется ко мне. — А может, ничего этого… — он обводит рукой вокруг себя, — вообще нет? Может, подмешал нам жрец какую-то дрянь в еду — и привет. Лежим мы сейчас в Пещере предков и смотрим красивые, занимательные сны, принесенные в жертву какому-нибудь махандскому богу.

— Да уж, красивые, — меня передергивает. — А зачем ему это надо?

— Ну, мало ли. Ты — пророк Пилилак. Может, они не хотели, чтобы ты уходил?

Я задумываюсь. Версия, выдвинутая профессором, вполне имеет право на жизнь. Стоп, а Телли? Разве можно любить человека, находясь в бреду? И тут же приходит следующая мысль, еще более абсурдная: а может, вообще все, что случилось со мной за последние месяцы — иллюзия? Некий гигантский фантом? Наследство, конь, разрыв с Надей, Бики, сумка, милиция, беседа со следователем КГБ, отчисление, армия, Афган — все это не по-настоящему?

— У меня сейчас мозги закипят, — жалуюсь я Нефедову.

— Ты сильно удивишься, но у меня тоже, — хмурится профессор.

Время идет. Мы вяло завтракаем, увязываем рюкзаки — молчим, погруженные в собственные мысли. Наконец я не выдерживаю:

— Давай так: мы сейчас потихонечку выбираемся из этой щели и по краешку движемся вдоль гор. Обойдем всю долину по периметру. Не может быть, чтобы нигде нельзя было выбраться наверх!

— Увы, джентльмены, — раздается над нашими головами сипловатый голос. — Из этот долина нет выход.

Я бросаю рюкзак, хватаюсь за оружие. Нефедов каким-то чудом успевает взять свою М-16 раньше и теперь водит стволом поверху, пытаясь разглядеть говорившего.

— Ноу, джентльмены, — сипит голос. — Не надо оружье! Я есть мирный человек. Я есть майор британской королевской армия.

Первое как-то плохо вяжется со вторым, но я опускаю М-16.

— Покажись, — требует Нефедов.

— Момент, — сверху сыпется песок, раздается характерный скрип камня под подошвами подкованных ботинок, и в метре над нами из-за скалы появляется голова, украшенная седыми бакенбардами с пышными подусниками.

— Позвольте представиться, — человек церемонно снимает шляпу. — Джеймс Бейкоп.

Эту фразу он произносит практически без акцента, но вообще по-русски майор говорит так себе — жует слова, неправильно склоняет, путает окончания. Нефедов внимательно разглядывает нашего нового знакомого. Я тоже молчу. Пауза затягивается.

— О, я понимать ваше недоверие. Вы удивляться, да? Я видел вчера бинокуляр ваш борьба, — майор смеется. — Ви успеть стрелять. Немногие тут успеть стрелять первый раз. Обычно просто погибать.

— Смешно ему, — шипит Нефедов. Свою винтовку он так и не опустил.

Джеймс Бейкоп тем временем продолжает говорить. Чувствуется, что он давно ни с кем не общался:

— Если ви хотеть, то идти туда, норд-ост, йес? Я вас там встречать, приглашать мой дом. Кушать бекон, пить джин, чай, говорить.

— Пойдем, что ли? — спрашиваю я у Нефедова.

Профессор хмурит брови. Он не верит этому английскому майору. Тогда я спрашиваю начистоту:

— А если там засада? Имейте в виду, мы будем стрелять сразу, и положим всех.

Бейкоп хохочет, от души, до слез. Отсмеявшись, он наклоняется и доверительным тоном сообщает:

— Джентльмены, в этом нет никакой необходимость. В хроноспазм все человек бессмертен…