Троя. Грозовой щит - Дэвид Геммел Страница 25

Свинья подняла голову и посмотрела на человека. Одиссей улыбнулся.

— Тебя беспокоит опасность, как я погляжу. Да, это правда, они могут убить нас. Но, Генни, никто не живет вечно.

С этими словами он начал спускаться вниз по холму по направлению к пиратскому лагерю. Секунду свинья стояла спокойно, а затем побежала за человеком, желтый плащ волочился по грязи позади него.

Каллиадес закончил помогать раненым, потом нашел Банокла, который сидел немного в стороне от главного костра и наблюдал за тремя царями. Великан выглядел удрученным.

— Я думаю, что мы рассердили одного из богов, — угрюмо заметил Банокл. — Удача покинула нас, с тех пор как мы уехали из Трои.

Каллиадес сел рядом с ним.

— Мы живы, мой друг. Этой удачи для меня достаточно.

— Я пытался понять, кого из богов мы рассердили, — настаивал великан, перебирая густую светловолосую бороду. — Я всегда приносил жертвы Аресу перед битвой и иногда Зевсу, Всеобщему отцу. Однажды я понес двух голубей в храм Посейдона, но я был голоден и обменял их на пирог. Может быть, это Посейдон?

— Ты думаешь, что бог глубин затаил на тебя злобу из-за двух голубей?

— Я не знаю, что может разгневать богов, — сказал Банокл. — Я знаю только, что удача не на нашей стороне. Поэтому кто-то из них должен быть в паршивом настроении.

Каллиадес засмеялся.

— Давай поговорим об удаче, друг мой. Когда ты оказался на лестнице лицом к лицу с Аргуриосом и Геликаоном, ты должен был умереть. Во имя богов, это два самых свирепых воина, которых я когда-либо видел. Вместо этого ты споткнулся, получил рану в руку и выжил. Я? Я умело обращаюсь с мечом…

— Ты лучший, — прервал его друг.

— Нет, но это не важно. Я тоже отважился выступить с мечом против Аргуриоса и получил царапину на лице. Итак, мы выжили. Но мы все равно должны были погибнуть. Когда нас окружили троянские воины, у нас не было шанса выбраться. Царь Приам отпустил нас. Что это такое, если не удача?

Банокл подумал.

— Я допускаю, что не все так плохо. Но не очень-то и хорошо. Один корабль — и не военный — против четырех пиратских судов завтра. Какие у нас шансы?

— Мы могли бы остаться на острове и позволить «Пенелопе» уплыть без нас.

— Не будет ли это трусостью? — спросил Банокл с внезапной надеждой в голосе.

— Да.

— Что ты имеешь в виду, говоря «да»? Ты умный человек. Не мог бы ты найти причину остаться, чтобы это не выглядело трусостью?

— Полагаю, что мог бы, если бы захотел, — сказал ему Каллиадес.

Он посмотрел туда, где, закутавшись в плащ, сидела Пирия.

— Думаю, она тебе нравится, — заметил великан. — По крайней мере, я надеюсь на это после всех проблем, которые она навлекла на нас.

— Она не любит мужчин, — возразил молодой воин. — Но ты прав. Она мне нравится.

— Мне нравилась однажды женщина, — вспомнил Банокл. — Или, по крайней мере, я думал, что нравилась.

— Ты оставил борозды на всем западном побережье. Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что тебе когда-то нравилась женщина?

— Ты знаешь! Нравилась. Даже после совокупления с ней.

— Тебе нравилось ее общество?

— Да. У нее были зеленые глаза. Мне нравилось смотреть в них. И она умела петь.

Каллиадес вздохнул:

— Похоже, у этой истории несчастливый конец. Что ты сделал? Переспал с ее сестрой? Съел ее собаку?

— Работорговцы забрали ее из нашей деревни. Большинство мужчин было в горах, они валили лес, собирали сухой хворост для костров зимой. Они забрали двадцать женщин. Я встретил старого друга из нашей деревни пару лет назад. Он служил моряком на торговом судне. Он встретился с ней на Родосе, она вышла замуж за торговца. Четверо детей. Друг рассказал, что она выглядела достаточно счастливой. Это хороший конец?

Каллиадес помолчал какое-то время, затем похлопал Банокла по плечу.

— Мы могли бы остаться, потому что мы пассажиры, мы не знали конечной цели нашего пути. Поэтому мы могли бы сделать это место конечной целью нашего путешествия, а это означает, что нам не придется сражаться вместе с Одиссеем против пиратов. Как это звучит?

Банокл выглядел угрюмым.

— Все еще звучит трусливо. — Он посмотрел вверх. — Куда пошла эта свинья?

Каллиадес обернулся и увидел, как свинья в желтом плаще отошла от костра и начала подниматься по горной тропе. Одиссея не было видно, а другие цари расположились возле огня.

— Никогда не думал, что увижу, как царь рискует жизнью ради свиньи, — сказал великан. — Это не имеет смысла.

— И для меня. Но я был рад, когда свинья оказалась на берегу.

— Почему? — спросил Банокл удивленно. Молодой воин пожал плечами.

— Я не знаю. Она не должна была проплыть такое расстояние. Только храбрость — и беспокойное море — помогли ей добраться до бухты.

— Храбрая свинья? — презрительно усмехнулся великан. — Ты думаешь, что ее мясо отличается на вкус?

— Сомневаюсь, что мы это выясним. Одиссей, похоже, убьет любого, кто попытается причинить вред животному.

— Генни почти на вершине скалы.

— Давай, пусть пастух вернет ее обратно в лагерь.

— Иди ты. Я устал, мне здесь неплохо.

— Ты разбираешься в свиньях — или так говоришь. И я сомневаюсь, что смогу один заставить ее вернуться назад.

Банокл с трудом встал на ноги.

— Я мог бы выбрать Эрутроса в качестве своего побратима, — сказал он.

— Ты меня дурачишь.

— Он бы не стал заставлять брата возвращать пропавшую свинью.

— Эрутрос мертв. Если бы у него был выбор, держу пари, он бы предпочел охотиться за свиньей, чем идти по Темной дороге.

— В твоих словах есть правда, — согласился великан.