Последняя планета - Андрэ Нортон Страница 25

Картр лежал на спине, глядя в свинцовое небо, иглы дождя били его по глазам и коже. Тело от холода онемело. Откуда-то поблизости доносилось всхлипывание. Потом, спустя долгие минуты, он понял, что всхлипывает он сам. Но не мог остановится и не мог унять дрожь, которая сотрясала все тело. Он заставил свои руки двигаться, и они с трудом ощупали рваную одежду и болящие ссадины на теле. Потом он попытался сесть. Голова у него закружилась, яркий мир накренился. Но он увидел скалы, колючие кусты, окружающие его. Мозг начал осмысливать увиденное. Глаза остановились на крови, медленно сочащайся из пореза на боку. Он принял реальность боли, камня, на котором лежал, кустов… Все это было частью мира… Какого мира? Этот вопрос оживил жгучее пламя в мозгу. Он съежился и постарался не думать, а дождь смывал кровь с груди. Пока не думаешь, все хорошо. Что-то коснулось его мозга, и он осознал жизнь поблизости. Из кустов высунулась мохнатая морда, круглые глаза животного, не мигая, уставились на него, холодное любопытство коснулось мозга. Он послал молчаливую просьбу о помощи – голова исчезла. Тут он застонал, и его неловкие руки обхватили кружащуюся голову. Он знал, что помощи не будет. Незримый барьер отделял его от прошлого. Воспоминание было мучительно, и он отшатнулся от него. Но где-то в глубине памяти сохранилось жесткое ядро сопротивления. Оно заставляло напрягаться. Тяжело дыша, всхлипывая, он подтащил ноги и, цепляясь за камень, встал сначала на колени, а потом и на ноги. Потеряв равновесие, он упал с крутого берега в ручей. Выбравшись из воды, он скорчился у высокой скалы, борясь с воспоминаниями. Они были отчетливыми и яркими, слишком отчетливыми, слишком яркими. Он находился в незнакомом здании, окруженный высокими стенами, и ждал, ждал страшной опасности. Она приближалась, не торопясь, целеустремленно. Он чувствовал биение силы, окружавшей ее. Он должен сражаться. И в то же время он знал каждый ход будущего сражения, знал, что проиграл. Это было столкновение воль, схватка мозговых сил. Неожиданно он почувствовал уверенность в своей мощи. Другой мозг присоединился к мозгу противника, злобный мозг, оставлявший за собой нечистый след. Но и вдвоем они не смогли сломить его барьер. Он некоторое время защищался, потом ударил. Под этим ударом злой мозг дрогнул, отшатнулся. Но он не решился преследовать отступающего: второй мозг продолжал бороться. И тут первый мозг начал просить, обещать…

– Иди с нами. Мы похожи. Объединимся и будем вместе править этим глупым стадом. Никто не сможет противиться нам! Он, казалось, прислушивался. На самом деле он готовился. Оставался еще один неиспробованный ход. И вот он опустил барьер, только на мгновение. С гулом триумфа злой борец устремился вперед, и он позволил это. Но когда противник зашел слишком далеко, чтобы отступить, он повернулся, окружил его и начал сокрушать. Послышался крик, только умственный. Зло было уничтожено, как будто никогда не существовало. Но второй, тот, что манил и обещал, ждал этого. И в момент победы он ударил, и не только своей силой, но и добавочной, сохраненной в резерве. Он боролся, отчаянно, тщетно, зная, что обречен. И был сломлен, а противник, тоже истощенный, торжествующий, овладел им. Воля его была зажата, связана, а тело повиновалось врагу. Он, как машина, шел по темному коридору, шел целеустремленно, с бластером в руке, с пальцем на курке. Внутри у него все молча кричало: он знал, что ему предстоит сделать. По широкому открытому пространству метались вспышки бластеров. Его послали сюда, по ту сторону этого пространства, к вездеходу рейнджеров. Против своей воли двигался он вперед, от одного укрытия к другому. Он видел, как падают люди; тот, что мысленно путешествовал вместе с ним, гневно рычал. Оппозиция побеждала, побеждали его друзья. Еще одна перебежка приведет его к вездеходу. И, раздумывая, почему тот, кто управляет им, так отчаянно этого хочет, он прыгнул. Но двое, скрывшиеся в тени, удивленно смотрели на него. Он знал их – но рука его поднялась и он выстрелил. Изумленный выкрик резанул его слух, когда он взбирался на сидение и хватался за управление. Он резко поднял машину, и перегрузка прижала его к сидению, лишила дыхания. А тот, другой, в его мозгу определял курс, и вездеход по спирали устремился все выше и выше, пока не коснулся балкона высоко над головами сражающихся, и тот спрыгнул с балкона в вездеход. И чужая воля повела его на максимальной скорости из города, к горизонту, где проблески предвещали рассвет. Хотя он повиновался приказу, но продолжал бороться. Бесшумная, неподвижная схватка длилась над древним городом, воля против воли, сила против силы. И Картру показалось, что другой уже не так уверен в себе, что он защищается, довольствуется достигнутым и не стремится усилить свой контроль. Как это кончилось – эта борьба в небе? Картр опустил болящую голову на камень у ручья и тщетно пытался вспомнить. Но не смог. Он помнил только, что он… он сжег из бластера Зингу! Благополучно вывез Кумми из города! Предал тех, кто верил в него. Он закрыл глаза и постарался забыть все, все! Измученный, он, должно быть, снова уснул. Потому что, когда открыл глаза, их ослепило отраженное в воде солнце! Он был голоден – и этот голод возродил тот же инстинкт самосохранения, который раньше привел его к воде. Руки по-прежнему плохо слушались его, но он умудрился поймать под перевернутым камнем какое-то животное. И там были еще. К вечеру он встал и пошел вдоль воды. Потом упал и не пытался встать. Может быть, спал, но очнулся оттого, что его позвал Зинга. И тут же его охватило отчаяние. Зинга погиб. Он сжал руками глаза, но не мог изгладить из памяти лицо закатанина в тот момент, когда он оказался под лучом бластера Картра. Лучше не продолжать идти. Оставаться на месте, пока он не перейдет в мир, где его не сможет преследовать память… Он так устал! Но тело отказывалось признавать это; оно поднималось и брело дальше. Ручей вывел его на широкую равнину, где высокая желтая трава спутывалась у ног и бесчисленные маленькие существа убегали с дороги. Потом ручей слился с рукой, широкой и мелкой, из которой торчали сухие верхушки скал. У воды начали подниматься утесы. Он карабкался, падал, скользил. Он потерял представление о времени. Но не решался оставить воду – слишком хороший источник еды и питья. Он лежал, вытянувшись, на скале у воды и пытался поймать одно из водных существ. И вдруг закричал. Кто-то коснулся его мозга! Руками он зажал рот, чтобы защититься от вторичного зова. Но зов пришел. Картр не мог избежать чужого прикосновения, оно впивалось в его мозг, задавало вопросы, требовало… Кумми! Кумми снова пытался захватить его, использовать… Картр скатился со скалы, разорвал кожу на руке и побежал. Прочь! Подальше от Кумми… подальше!.. Но мозг следовал за ним, спастись от контакта было невозможно. Он нашел узкое ущелье, отходящее от воды, заросшее шиповником, занесенное паводковым мусором. Не обращая внимания на царапины, он втиснулся в ущелье. Оно кончалось небольшой пещерой под нависающим утесом. Он заполз туда, ребенок, спасающийся от чудовища из темноты. Свернулся, зажав руками голову, стараясь ни о чем не думать, воздвигнуть барьер, через который не сможет прорваться охотник. Вначале он слышал только отчаянное биение собственного сердца, потом послышался другой звук-свист воздуха, рассекаемого вездеходом. Контактирующий мозг приближался. Картр не мог объяснить, что так испугало его. Наверное, воспоминание о том, как власть другого заставляла его убивать своих. То, что Кумми сделал однажды, он может повторить. И этот страх был верным союзником врага. Страх ослабляет контроль. Страх… Зажав лицо руками, чувствуя во рту вкус земли, Картр пытался подавить страх. Он слышал крик; треск кустов. Кумми приближался к ущелью! Рейнджер с рычанием выглянул из пещеры. В руках он сжимал обломок камня. Его выслеживают, как зверя, но зверь будет сражаться! И арктурианин не ожидает физического нападения, он верит, что его добыча беспомощно ждет прихода хозяина. Картр устроился удобнее, опираясь спиной о скалу. Хорошее оружие, подумал он, взвешивая камень в руке, подходящего размера и веса. И держать удобно.