Избранная Луной - Лана Ежова Страница 25

А так я мертва только как маг.

Силы оставили меня, ноги подкосились. Опустившись на пол, прошептала:

— Разве таким должно быть обращение? Мне плохо… Что со мной?

Парень присел на корточки и просунул руку между прутьев, планируя… погладить?!

Снова в ужасе отпрянула:

— Не трогай меня!

— Тшш, не буду. Я всего лишь хотел успокоить. — Его глаза маниакально блестели, а может, в тот момент мне хотелось видеть признаки сумасшествия. — Ты в порядке, Маш. Обращение идет своим чередом, вот только у кого-то оно отличается от нормы. Не переживай за волосы — выпадают слабые, новые и здоровые вскоре отрастут и будут лучше прежних.

Я промолчала, а Андрей поднялся и объявил:

— Не могу быть с тобой рядом, ухожу до утра. Есть хотеть не будешь, в первые дни перестройки мучает только жажда. Поэтому…

Он вышел из комнаты, просторной, с минимумом добротной мебели и выкрашенными в жуткий сливовый цвет стенами. Фиолетово-синий обострял головную боль, и я закрыла глаза. Ненадолго.

— Вот тебе вода, чтобы все выпила.

Андрей подтолкнул к клетке упаковку минералки с бутылками емкостью два литра. Подтолкнул ногой. Боится, что цапну? Смешно и нелогично, раз перед этим пытался погладить. О нет, этот жест выдавал не страх, а скрытое пренебрежение: он хочет меня, но глубоко в душе считает грязью…

Андрей что-то рассказывал — я не слушала, занятая разглядыванием своей темницы. Клетка большая, в длину шагов пятнадцать. Кроме матраса на полу лежали подушки и несколько шерстяных пледов, стопка книг. А еще в углу стоял… унитаз. Значит, один вопрос о насущных потребностях отпадал.

— Ты поняла меня? — Андрей ударил по прутьям ребром ладони.

Из чувства противоречия хотелось сказать «нет», но зрачки его глаз приняли форму вытянутого вертикально овала. Глаза вера, готового вот-вот утратить контроль.

Ужас острым ножом полоснул по горлу, отбирая дар речи, затрудняя дыхание. Понимание, полное осознание ситуации накатило оглушающей волной. Меня обратил вервольф… Похитил… Держит в клетке… Для чего — и дурочке понятно, если вспомнить, как облизывал взглядом в ночном клубе. Я один на один с беспринципным оборотнем, который может сделать со мной что угодно в любой момент!

И я закивала, хоть плохо поняла, что он требовал подтвердить.

— Отлично. Отец придет дня через три-четыре посмотреть на тебя. Только заикнись, что была против обращения, — вмиг без головы останешься!

Андрей ушел, и я осталась паниковать в одиночестве.

Что делать? Что мне делать? Как выбраться из этой ловушки?

Горячечные мысли заставляли бегать по клетке в поисках выхода. А его-то нет!.. Выхода нет! Толстые прутья, растущие из потолка и уходящие в пол, можно выдрать только с кусками бетона, да и то где гарантия, что клетка не усилена магией? Окон в комнате нет, вероятно, нахожусь в специальном доме или подвале, где удерживают провинившихся оборотней перед разбирательством, я слышала о таких камерах от Макса. Жаль, не расспрашивала о порядках, царящих в стаях, эти знания мне бы сейчас пригодились. Недаром же Андрей угрожал, требуя подтвердить перед его отцом, что на обращение согласилась добровольно.

Вскоре мысли стали путаться: поднялась температура, и меня то бросало в жар, то трясло в ознобе. Жажда усилилась, и я позабыла, что не собиралась пить воду врага.

Освежающая, чуть солоноватая минералка стала моим спасением от боли. Каждый глоток ее унимал, сбивая температуру и прогоняя ломоту в суставах.

Пересохшие, треснувшие губы, словно засыпанные песком глаза… И боль, боль, боль… О Ночь, как же мне было больно! И у боли была закономерность: она накатывала поочередно, выбирая мишенью какой-то один орган, часть тела. Словно дятел, она долбилась в виски и сердце, наматывала на невидимую катушку кишечник, гигантским молотом дробила кости…

Я орала и каталась по полу, врезаясь в прутья, разбивала кулаки в кровь. Когда становилось невмоготу, теряла сознание.

Иногда лежала неподвижно, потому что не могла дышать. Задыхалась рыбой, почищенной и выпотрошенной, но еще не разрубленной на куски и оттого еще живой.

Мне пришлось пережить обращение в одиночестве. Без подсказок и утешающих слов. И каждый раз, когда приходила в себя, когда на пол падал очередной локон или лоскутами слезала кожа… каждый раз я от всей души желала Андрею побывать в аду, в который он отправил меня. Я молила Создателя, языческих богов древности, Луну и духов предков — всех, о ком вспомнила в бреду! — дать мне возможность сбежать, обмануть вера.

И они услышали…

Для начала мне стало легче. Не знаю, сколько прошло времени, часов или даже дней, его бег я отмечала по приходу моего мучителя с новой упаковкой воды, но в какой-то момент перестала собирать выпавшие волосы с пола и смывать их в унитаз. Кожа также больше не слезала, приняв идеальный цвет и фактуру, то есть став гладкой и мягкой. Линька закончилась, хотя тело продолжало ныть.

— Дай зеркало, — нагло потребовала у Горобинского в один из его приходов.

Босиком, в одних шортах из старых джинсов, он выглядел отменно, в отличие от меня, измученной превращением. И, судя по его обновленному загару, наверху ярко светило солнце, тогда как я сидела в мрачном подвале.

— Зачем, тебе зеркало, Машенька?

— Хочу посмотреть на себя новую, я ведь девушка, мне любопытно.

Андрей хмыкнул и покачал головой:

— Рано, испугаешься еще.

— Ты же не пугаешься?

Новый смешок и самодовольное:

— Я предвкушаю результат, куколка. Вместо зеркала я принесу кое-что другое.

Андрей вышел и через минуту вернулся с едой — с огромным эмалированным тазом мяса… сырого мяса.

— Приятного аппетита, ведьмочка моя.

С куска, который протягивал вер сквозь прутья, капала кровь.

— С ума сошел?! Жри это сам!

Парень широко улыбнулся, показывая идеальные зубы:

— Сырое мясо способствует правильному превращению.

— Ого! А бывает еще и неправильное? Хотя, глядя на тебя, это можно предположить.

Горобинский бросил окровавленный кусок в таз и без спешки облизал пальцы. Меня едва не вывернуло наизнанку.

— Чего ты добиваешься, Маш? Чтобы отступил? Так не будет этого. Ты добьешься лишь того, что я не буду с тобой добрым. Я ведь принес тебе не живых кроликов, как делают в некоторых стаях, а мясо только-только заколотой свиньи.

— Меня тошнит! От твоей свинины и от тебя самого! — Мной овладела ярость, мозг выключился, и я совсем не думала о последствиях. — Ты урод, Андрей! Подлый мерзавец, мучающий слабых женщин! Ублюдок!

Я даже во вкус не успела войти, выкрикивая оскорбления, как вер быстро остудил горячую голову.