Игрушка для императора - Сергей Костин Страница 25

Из-за дерева показалось лицо, заросшее зелеными волосами, с картофельным носом и с треугольными ушами. Лицо подслеповато сощурилось и, готовое в любой момент скрыться, внимательно изучало меня с ног до головы.

— Что-то больно физиономия твоя знакомая, — поморщился Пророк, — Это не тебя я на прошлой неделе в жабу превратил?

Постарел Пуго. Постарел. Мало того, что глухой, про варркана не расслышал, так еще и слепой. Почти что зятя не узнал. Двести лет, не двести дней.

— В жабу ты меня не превращал, — я медленно, боясь спугнуть лешего, приблизился, — А встречались мы с тобой при весьма лирических обстоятельствах. Был ты тогда помоложе, побойчее и позеленее. Помогал мне Безору одолеть. А если и сейчас память твоя буксует, то вспомни, дорогой Пуго, ради кого дочь твоя, зеленоглазая Ило, смерть приняла. И с кем потом в другой мир ушла. Мозги то напряги, не поленись.

Леший по имени Пуго и по призванию Пророк захрипел и схватился за сердце.

— Варрканушка! Живой! Молодой! Явился!

— Да уж, — я принял старика лешего в объятия, — Не запылился. Ну-ну, папаша. Ты слезы свои зеленые зря не лей. Не на поминках встретились.

Пуго утерся, вытер под носом, похлопал ушами.

— Вот значит, как все получается. А я-то думал, болтаю-болтаю, а толку с этого, как ягод с березы. Ан нет, прилетел варрканушка, чтоб мир наш загнивший спасти. Знаешь, поди, что происходит?

— Наслышан. Плохие дела происходят. Вот и за советом к тебе пришел. Поможешь? Как в старые добрые времена?

— Советом каждый дурак поможет, — леший почесал за ухом, — А вот умным советом только я, да и то по понедельникам. Давай-ка, дорогой варрканушка, здесь топтаться не будем. Нечего следить, да на место жительства наводить. Идем-ка в мои апартаменты неблагоустроенные. Там, за чаркой и поболтаем. И о деле. И о дочке моей. Подожди-ка, а это кто у дерева моего штакетником прикинулся?

— Да вроде ученик мой, — махнул я рукой, — Парнишка неместный, вашим племенем монстроидальным воспитанный. В детстве не пришибли, так я теперь с ним мучаюсь. Умный, но не выдержанный.

— Умный, говоришь, парнишка? — ухмыльнулся Пуго, — Ну-ну. Ладно. Тащи своего, хе-хе, парнишку невыдержанного за мной. А то на солнышке утреннем солнечный удар схватит. Как потом отчитываться станешь?

Намотав воротник наследника на руку, я двинулся следом за лешим. Обошли дуб, постучали по коре три раза, да слова заветные сказали.

— Черт! — выругался я, очутившись в тесном коридорчике, — Никогда не привыкну к вашим низким потолкам. Нормальные двери давно пора сделать.

— А нам, лешим, высокие двери по штату не положены, — Пуго старательно вытирал о моховый коврик ноги, — Обувку свою обтрясите. Нынче убирать некому. Да вы заходите. Чай, не чужие.

Оливер с двумя заплечными мешками никак не хотел пролазить через узкий проем. Пришлось затаскивать его ногами вперед. А он, подлец, храпит, глазом даже не дернет. Только во сне губами причмокивает. Видать, домашнюю перину во сне вспоминает. Так с мешками я его на скамейку и свалил. Продрыхается, сам удобное положение примет. Хоть с мешками, хоть без них.

— Ну, присаживайся, варрканушка, — леший суетился около шкафов, выставляя на стол нехитрое угощение, — Наливочку сладкую из вишни дикой не предлагаю. Помню, что тебя эта гадость не берет. А вот грибочками соленными, картошечкой пареной, да мясцом жареным попотчую. Самому-то мне много не надо. Что старику от пуза наедаться? Раньше времени помереть можно…

Пуго замер, прекратил молоть слова приветливые и спросил тихо, с дрожью в голосе:

— Как там дочка моя поживает. Что ж ты, варрканушка, ничего о ней не рассказываешь. Я, почитай, вот уж двести лет каждую ночь ее во сне вижу. Зеленку мою зеленоглазую. С той самой поры, когда она с принцессой твоей заморской в одну душу вошла, так и не видел ее.

— Нормально живет, — заверил я лешего, — Носки стирать научилась. Яичницу с первого раза готовить. Свадьбу вот собирались сыграть, да меня к вам затянуло. Это у вас тут два века минуло, а у нас всего ничего. Две недели.

— Прям из-под венца? — всплеснул руками Пуго.

— ?Во-во. Из-под него проклятого. Папаша ученика-товарища моего. Захотел, чтобы я мир в очередной раз от заразы черной спас. Но перед тем как заняться работой этой, решил я с тобой посоветоваться.

— Посоветуемся, — пообещал леший и залпом оглушил здоровенную кружку наливочки, что из дикой вишни. А как до капли последней допил, так и окосел слегка. Песню затянул, на стол опершись. Про отцовскую любовь, да одиночество зеленое. Пел Пуго, на меня посматривал. Молодость свою вспоминал, зятем любовался.

Пока Пуго музицировал, я подкрепился, чем было. Обтер губы, тарелки на середину стола отодвинул. Заметив это, леший прервал на полуслове песню.

— Я так понимаю, варрканушка, что засиживаться у меня, старика, ты не собираешься. Не крути головой. Я ж все понимаю. Дело делать надо, а не живот набивать. Раз за советом явился, так совета и спрашивай.

— А что спрашивать? Вопрос один. Кто такой Император, и как с ним бороться? Уж больно личность непонятная.

Леший закряхтел, встал, подошел к шкафу березовому и достал шкатулку увесистую. Поставил ее на стол и извлек две толстых книги, в кожу обернутые.

— Этот талмуд тебе не надобен, — хлопнул он меня по рукам, когда я попытался взять одну из книг, — Это мемуары мои старческие. Про жизнь прежнюю. И про тебя главы написаны. Самым подробнейшим образом. Приврал, конечно, немного. Про рост там, про силу. Но исключительно для красоты слова эпосного. Но, пока, извини, не для глаз посторонних. А вот эта книга нам понадобится. Здесь все мои заметки жизненные. Наблюдения и замечания.

Пуго похрустел пальцами и открыл книгу.

— Ищем на букву «И». Император. Вот. Как есть все по полочкам. Не богатая по нынешним временам информация, но большего никто тебе не даст. Не обессудь. Почитай пока, а я твоего спутника разбужу, да накормлю. Ты чего его так замордовал?

— Не сахар, не растает, — отмахнулся я, вглядываясь в корявые строчки лешего.

— Может и не сахар, — в очередной раз ухмыляется Пуго, — Да заботы требует. Погубишь, хе-хе, парня, потом локти свои лысые да бледные кусать будешь.

Леший присел рядом со скамейкой, положил ладонь на голову Оливера и зашептал одному ему известные слова. Пусть шепчет. Лешие, они горазды таким образом силу человеческую, да и не только человеческую, определять. Ментальные потоки ловить, да душу под микроскопом своим внутренним рассматривать. А мы пока займемся изучением сведений, находящихся на букву «И».

Инжир… Не то. Интегральная константа развития… Чушь какая-то. Ингредиенты бессмертия… Только для служебного пользования. Вот. Наконец-то. Нашел. Император…

«… И почернело небо в этот день. И почернела земля в этот день. И почернели души в этот день. Когда пришел он. И сказал он — будете все вы испоганены. И испоганены будут ваши дома и ваши пастбища. И сказал он — служите мне. И тогда увидите, как велик я…».