Миноносец. ГРУ Петра Великого - Константин Радов Страница 25

Состояние войны сохранялось, однако прямых баталий в ближайшие год или два явно не предвиделось. Вместо этого – какие-то темные интриги при европейских дворах… Чего доброго, те, кто умеет их плести, окажутся в большем фаворе у царя, чем воинское сословие! Надо создать себе независимое положение и найти другое дело, кроме войны, чтобы в дни мира не остаться задвинутым в пыльный угол.

Без приключений совершив остальной путь, в конце января я прибыл в Амстердам, где обрел государя, сраженного жестокой лихорадкой. Неугомонная натура Петра понуждала его даже во вред здоровью заниматься делами, сколько сил хватит. Ему каждый день докладывали обширную дипломатическую переписку. Головкин, Шафиров, Толстой – из посольских, Василий Долгоруков, Борис Куракин и приятель мой Иван Бутурлин – из генералов составляли ближний круг его помощников. В недолгом времени приехала к супругу Екатерина, задержавшаяся по пути в Везеле для родов: несчастный младенец прожил только один день. Вельможи заметно нервничали, не имея уверенности в выздоровлении царя, в то время как наследник престола находился в бегах неведомо где и замышлял неведомо что.

Доложившись Его Величеству и не имея пока от него поручений, я посвятил первый день сентиментальной прогулке по знакомым местам, а после избрал своей целью средоточие торговой жизни – знаменитую биржу. Даже привыкнув распоряжаться тысячами людей и соразмерными суммами денег, трудно избежать завораживающего действия, кое оказывает сей колоссальный денежный мальстрём. В других странах есть свои – поменьше, но этот главный в мире. Жизнь кипит на площади между банком, биржей и Ост-Индской конторой. В пространстве, которое легко охватить взглядом, совершаются обороты, превосходящие бюджет крупнейших государств!

Знаете, чем хорош высокий чин или титул? Можно обратиться к кому угодно, вплоть до коронованных особ, и от тебя не отмахнутся. Через бургомистра мне довелось познакомиться с несколькими негоциантами, ведущими крупные дела и при этом не чуждыми умения мыслить и обобщать. О способах увеличить обороты русской торговли ничего нового для себя я не услышал: кроме лесных товаров и транзита с Востоком упоминали еще хлеб, лен и пеньку – но вряд ли уместно вывозить продукты земледелия из страны, не способной себя прокормить. Тут мнение голландских купцов нам не указ: при нынешней урожайности каждый корабль с зерном, выходящий из русских портов, будет означать множество уморенных голодом крестьянских детей.

Зато картина всемирной коммерции обретала живые краски. От золотых и серебряных копей Америки, где кабальные индейцы машут киркой на пользу испанской короны, через трюмы галионов, преодолевающих наполненные опасностями моря, через сокровищницы королей и карманы гулящих девок, через кошельки голландских моряков и ларцы лондонских ремесленников, растекаясь невидимыми струйками и вновь собираясь в мощный поток, как кровь в человеческом теле, омывает животворящая денежная река европейские страны, чтобы истаять затем в глубинах Азии. Благословенно государство, умеющее направить ее к своим берегам. Теперь я наполнял записные книжки цифрами: оборот по главнейшим товарам, пределы и причины колебаний цен, тенденции роста или упадка.

Самый большой и сладкий кусок – колониальная торговля. Сахар! Корабли кружатся в атлантических морях посолонь, как девки в хороводе, и, если изображать сие движение рисунками, по образу старинных карт, надо бы в центре хоровода нарисовать сахарную голову. Вокруг нее везут инструменты для земледелия и соковыжимательные прессы, негров, чтобы работать на плантациях, оружие и стеклянные бусы, чтобы покупать негров у туземных царьков, рис для рабов, ром для матросов и надсмотрщиков… Шли из колоний и другие товары: табак и индиго, кофе и хлопок – но любой из них не давал даже трети тех доходов, что снимали любители сладкого. Пряности, когда-то ценимые на вес золота, подешевели со времен Колумба стократ и стали обычны на столах людей умеренного достатка. Сахар, вероятно, ожидало то же самое, но доселе в Москве стоимость фунта равнялась недельному заработку поденщика. Простой народ о том не печалился, испокон веку довольствуясь медом, который раз в пять, а то и в десять дешевле.

Чтобы лучше представить огромный масштаб торгового круговорота, довольно взглянуть на его малую часть: один только Гвинейский берег потребляет втрое больше европейских товаров, чем вся Россия! Расчет – рабами, процентов на девяносто; остальное – золотом и слоновой костью. В прежние времена считалось неправильным продавать огнестрельное оружие туземцам, но перед самой испанской войной голландцы и англичане нарушили сей неписаный закон с беспримерной выгодой для себя. С заключением мира излишняя продукция оружейных мастерских вновь хлынула в Африку: даже не тысячи, а десятки тысяч мушкетов продавали купцы из Бристоля, Нанта и Амстердама прибрежным вождям. Ткани, зеркала и бусы потеснились, давая место в трюмах пороху, свинцу и кремням.

В таком изменении мне виделся шанс для России. Почему бы не зачерпнуть как следует из общего денежного котла? Пусть вокруг него плотно уселись обладатели Вест-Индских колоний и дать хорошего пинка по широким задницам силенок не хватит, за спинами главных игроков вторым кругом теснится достаточно ловкачей, умеющих пронести ложку меж чужими локтями. Если немецкие либо итальянские товары плывут за моря на голландских судах – чем мы хуже?! Обычные, то бишь гладкоствольные, фузеи русской работы не имеют себе равных в Европе по дешевизне изготовления, а доброта их для продажи дикарям более чем достаточна.

Государь с интересом сии соображения выслушал и обещал по заключении мира подумать о том. Забота жены подействовала на него исцеляющим образом: опасность для жизни августейшего больного миновала, вместо лихорадки осталась обычная после болезни слабость. Почта из Лондона принесла добрую весть: был открыт заговор против короля Георга, в коем оказался замешан шведский посол граф Гилленборг, по указу Карла интриговавший в пользу Стюартов и теперь арестованный. Сменивший фон Шака Федор Веселовский, брат венского резидента, получил распоряжение стараться о восстановлении крепкой дружбы с английским величеством, поврежденной мекленбургским делом и другими прежде бывшими оказиями.

Вращаясь среди негоциантов, я продолжал искать щели, позволяющие втиснуться на европейское торжище. Небольшая партия железа была продана голландцам еще в прошлом году, но для серьезных прибытков надо самим возить из Петербурга. Шведские каперы загнали фрахтовые ставки под облака. С чугуном в чушках связываться вообще нет смысла: в переводе на русские деньги и меры красная цена ему в Амстердаме – полтинник за пуд. Перевозка и пошлины всю выгоду съедят. Литье чугунное… Дороже в разы, но с готовых изделий начинать не резон: соперников слишком много, привычки покупателей они знают лучше, да и мастерам нашим еще не мешает у здешних поучиться.

Пуд полосового железа стоит от рубля с гривенником до полутора, смотря по свойствам. Самым лучшим считают орегрундское, из Швеции: руду для него добывают в единственной шахте у деревни Даннемора, а заводы держит семья де Геер – валлонские гугеноты, бежавшие три поколения назад от святой инквизиции. Достоинством металл повыше демидовского, а путь ему до здешних портов короче вчетверо. Все преимущества на вражеской стороне. Что ж, войну тоже с этого начинали – и где оно теперь, былое превосходство Карла?! Коммерция по сути тоже война, только ведут ее иными способами.