Ночь на площади искусств - Виктор Шепило Страница 25

В пустой комнате Матвея истерический хохот вскоре затих — мешочек успокоился и вновь притворился безучастным. Наступила полная тишина. Но она длилась всего несколько минут. Затем в комнате снова появились разноцветные радужные блики, которые становились все контрастнее, пока не разделились по углам, где и растаяли. В правом углу зародилась одна протяжная басовая нота — она постепенно набирала мощь, как бы разрастаясь. Внезапно газета, которой Матвей суеверно прикрыл ноты, слетела, словно подхваченная вихрем. Партитуры раскрылись — и в левом углу снова появился Свадебный марш во фраке цвета красного вина и нарядном жабо. Басовая же нота продолжала гудеть — по мощи она напоминала вопль гибнущего «Титаника». Свадебный марш закрыл ладонями уши и закричал в угол:

— Да замолчите вы! Я же оглохну!

Басовый гудок не сразу, но все-таки начал затихать. В правом углу кабинета наконец появился тот, кто называл себя Траурным маршем.

— Ну нельзя же так гудеть, — укоризненно скривился Свадебный марш. На желтом костяном лбу Траурного выступил пот. Марш вытирал его черным платком, но тот, шипя кипятком, продолжал стекать по лицу. От кипятка мокрый платок начал линять, пачкая Траурному маршу морщинистые руки.

— Да, сущий ад эти переплетные тиски, — вздохнул Свадебный, — Я тоже чуть не задохнулся.

— А! — отмахнулся платком Траурный, — Тиски ерунда, не в таких переплетах бывал. Это местные деятели хотят от меня избавиться, что-то замышляют. И за что? Сколько достойных людей я проводил в последний путь, плача и рыдая! В жару, в мороз, ветер и снег, в любую погоду! И вот теперь — такое пренебрежение! За что, за что?

Свадебный принялся успокаивать расстроенного напарника — все равно никакие тайные заговоры не помогут. Ноты отпечатаны. Партитуры в переплете. Дело сделано. Нечего понапрасну волноваться, тем более паниковать. Исаия, ликуй!

На Траурный этот марьяжный оптимизм не подействовал. Он ничего не ответил и, казалось, сделался еще мрачнее. После некоторого молчания не без раздражения спросил:

— Мы ранее не встречались?

— Не имел удовольствия, — с готовностью ответил Свадебный, — Хотя много о вас наслышан. Мы почти одногодки. Я восемьсот сорок третьего года сочинение.

— Я постарше. Восемьсот тридцать седьмого, — все еще вытирался платком Траурный, — Удивительное дело, по сто пятьдесят лет оттрубили и словом не перемолвились. Действовали, как теперь говорят, в разных сферах обслуживания.

— Не стану возражать, — кивнул Свадебный, — Я вообще с большей радостью соглашаюсь, нежели спорю. Волею судьбы я счастливый жених. А вы кто? Вечный покойник?

Свадебный марш подмигнул и даже слегка хихикнул. Траурный прошелся по комнате, сжимая кулаки. Теперь уже скрипели оба его ботинка.

— Вас что-то не устраивает? — поинтересовался Свадебный.

— Да. И весьма. Мне не понравилось ваше хихиканье и то, как вы произнесли «вечный покойник». Свысока, надменно, глядя со своего завидного жениховского трона. Говорят, наши великие создатели вложили в нас свои высокие чувства. Я и раньше сомневался, какие такие высокие чувства могут быть у женихов?.. Ну и у невест. Они не высокие, они попросту жениховские. Сиречь похотливые и фальшивые. В свадьбах вообще много позерства и притворства.

— Вы обозлены. Я не хотел вас ни оскорбить, ни обидеть.

— Я оскорблен не вами, а вековым неуважением к себе. Со дня моего появления на свет меня все боятся. Даже мой создатель относился ко мне с предубеждением — и без повода исполнял крайне неохотно. Играть меня вне траурных процессий считалось — да и теперь считается — дурным тоном. Мало того, я являюсь чуть ли не музыкальной эмблемой смерти. Ее позывным. Разве это возможно выносить столетиями?.. Проклятие, какая тут духота! Или в самом деле новый переплет жмет?

Свадебный марш улыбнулся и комически развел руками: