Дикая магия - Энгус Уэллс Страница 25

В дверь вновь осторожно постучали; она пригладила волосы, облизала губы и, скромно прикрыв наготу простыней, открыла дверь.

Она не смогла сдержать возгласа удивления — в проеме стоял Очен.

Колдун предупреждающе поднял палец и молча закрыл за собой дверь. Ценнайра беззвучно выругалась. Ей оставалось только надеяться, что ее удивление было воспринято как реакция скромницы на входящего в ее спальню мужчину.

— Кто ты? — спросила она, пытаясь говорить с возмущением и страхом, с опозданием вспомнив, что обыкновенные смертные не видят в темноте. — Кто ты? — повторила она.

В ответ раздался, как ей показалось, мягкий смешок, и Ценнайра напряглась, приготовившись драться за свою бессмертную жизнь. Если дойдет до худшего, она попытается перебороть и даже убить мага. Аномиус, конечно, будет в ярости, но тогда она хотя бы сможет следовать за путниками скрытно, и это успокоит ее хозяина. Несмотря на всю серьезность положения, она пожалела, что в дверь ее постучал не Каландрилл. Ценнайра попыталась взять себя в руки, но слова Очена вновь насторожили ее:

— Ты прекрасно меня видишь. И если воспользуешься теми способностями, которыми обладают подобные тебе, ты поймешь, что я пришел с миром. Так что давай не будем терять времени.

Ценнайра и без того уже воспользовалась своим сверхъестественным чутьем, но то, что она узнала, еще больше сбило ее к толку.

Угрозы от Очена явно не исходило. То, что она чувствовала, было, скорее, любопытством. Очен поправил халат и поудобнее уселся на кровати, словно пришел в гости к старому другу. Он пребывал в спокойствии — следовательно, обезопасился колдовством. Желания в нем она не почувствовала, но, на всякий случай, поплотнее запахнулась в простыню, пытаясь привести в порядок взбудораженные мысли.

— Я пришел с миром, — повторил он. — Мне ты вреда тоже принести не сможешь, ты без меня знаешь. Я обезопасился, а чары мои способны бороться даже с такими, как ты.

Он говорил спокойно и уверенно, и Ценнайре только и оставалось, что спросить:

— Что тебе надо?

— Немного твоего внимания. Я предлагаю честную сделку. — Губы на морщинистом лице растянулись в улыбку.

— Или ты надеялась провести вазиря? Для того чтобы научить тебя языку, я вошел в твой ум. Я видел тайную силу Каландрилла, я видел Ахрда… Неужели ты надеялась, что я не разгадаю тебя?

Ценнайра нахмурилась; будь у нее сердце, оно бы билось сейчас с бешеной скоростью. Она пожала плечами и сказала:

— Я не была уверена.

— Да, ты не была уверена. А поскольку я ничего не предпринял и никому ничего не сказал, ты решила, что я тебя не раскусил. Так?

Она кивнула, не понимая, куда он клонит и на чьей он стороне — Аномиуса или Рхыфамуна? Или он сам по себе? Тогда это означает, что она попала в руки еще одного безжалостного колдуна.

Сомнения ее, видимо, так явственно отразились на лице, что Очен рассмеялся, и она почувствовала его желание успокоить ее.

— Я не хочу, чтобы Безумный бог пробудился, если ты боишься этого, — пробормотал он. — И посему, по крайней мере пока, я тебя не выдам и не уничтожу.

— Пока? — прошептала она. — Что тебе нужно?

— Объяснений, — сказал он. — Я желаю знать, что связывает тебя с этой троицей. Они и не подозревают, кто ты на самом деле.

— И что потом?

— А потом я буду решать.

Ценнайра розовым язычком облизала вдруг побледневшие губы. Она понимала, что старый колдун запросто ее уничтожит и что жизнь ее находится в его руках. Первым ее порывом было солгать, сочинить какую-нибудь историю, но Очен упредил ее:

— Никакие джессериты на твой караван не нападали, — уверенно заявил он, — ни коту, ни тенсаи. Ты все выдумала, чтобы тебя пожалели. Ты творение могущественного колдуна и, насколько я понимаю, он послал тебя за «Заветной книгой». Если ты поведаешь мне правду возможно, мы договоримся. Ежели солжешь, а я это распознаю, можешь в этом не сомневаться, то…

Рука в темных от времени крапинках сделала многозначительный жест. Ценнайра глубоко вздохнула, понимая, что оказалась в безвыходном положении, что ложь ее всплыла на поверхность и единственным спасением ее сейчас может быть только правда. Она посмотрела Очену в глаза и сказала:

— Он вытащил меня из темницы Нхур-Джабаля в Кандахаре. Его зовут Аномиус, он сделал меня тем, кто я есть… Он забрал мое сердце…

Она впервые произнесла эти слова и впервые четко осознала, что с ней произошло. По мере того как она рассказывала о себе, в ней росла злость на Аномиуса.

Ценнайра рассказала древнему колдуну все без утайки и, закончив, почувствовала себя, как после покаяния. А слова Очена прозвучали для нее как благословение.

— Это черная магия, — с отвращением пробормотал Очен. — Мерзкий человек твой Аномиус, если пользуется своим талантом в таких целях.

— Но сердце мое у него, — настаивала она.

— А ты хочешь получить его назад?

Он спросил это едва слышно, но вопрос прозвенел у нее в ушах как удар колокола. Он внимательно смотрел на нее из-под морщинистых век. Ценнайра, ни секунды не поколебавшись, ответила:

— Да.

— Зачем? — тут же спросил он. — Сейчас ты обладаешь силой, о коей ни один смертный не может и мечтать. Без сердца ты никогда не умрешь.

Ценнайра помолчала. А что, если он искушает ее или заманивает в ловушку? Она посмотрела на колдуна: лицо его было непроницаемым. Наконец она медленно произнесла:

— Я хочу сама выбрать себе хозяина.

— Каландрилла?

Голос колдуна прозвучал ровно, без всякого выражения, колдовство прикрывало его как щит. Запах миндаля лишал Ценнайру способности чувствовать.

— Каландрилла? — переспросила она, пытаясь выиграть время.

— Очень красивый молодой человек, и ты его явно очаровала. И, если не ошибаюсь, его внимание приятно тебе.

— Верно, — согласилась она, с трудом приводя в порядок мысли. — Может быть… Что с ним будет, когда он узнает, кто я?

Очен по-птичьи дернул головой.

— Если он узнает об этом сейчас, — бодро сказал он — то ему это покажется отвратительным. А когда узнает что сюда тебя прислал Аномиус, то он даже может прибегнуть к своему благословленному богиней мечу.

— Ты так считаешь? — спросила Ценнайра, стараясь не выдавать своего волнения. — Надеюсь, он этого не сделает.

— Ты слишком хорошо думаешь о нем или о себе, — возразил маг. — Хотя, кто знает, может, ты и права? Но если этого не сделает он, то Брахт не поколеблется.

— Ему это не удастся, — возразила она. — Если, конечно, ему не поможешь ты.

— Истинно, — усмехнулся Очен и кивнул. — Это я могу и даже должен буду сделать, если дойдет до худшего. Без этих троих цель не будет достигнута. Без тебя же… Я не уверен, какая роль отводится тебе.