Книга мертвых - Вольфганг Хольбайн Страница 25

Балестрано не раз задавался вопросом, знают ли четыре магистра, что он боится их так же, как и человека, которого они пришли убить? Фон Шмид? Да. Немецкий герцог об этом знает. Просто потому, что магистр животных сам привык думать подобным образом. Фон Шмид не доверял ни одному человеку, даже самому себе.

Неожиданный шорох вернул Балестрано к реальности. Повернувшись, он увидел ван Вельдена, вышедшего из палатки. Великий магистр улыбнулся, и ван Вельден ответил на его улыбку, однако получилось у него это не очень хорошо. Магистр пустыни странным образом изменился с того момента, как они вышли из врат. Пустыня была его стихией, тем, что он знал лучше любого другого человека в мире. Но Балестрано чувствовал, что магистр боится. Возможно, он боялся пустыни, потому что слишком хорошо ее знал.

— Все готово, брат Жан, — тихо сообщил ван Вельден.

Балестрано молча кивнул. Магистр не вышел бы сюда, чтобы сообщить ему о том, что он и так знал.

— Как только сядет солнце, мы сможем выступить, — продолжил фламандец.

Подойдя к Балестрано, ван Вельден, прищурившись, окинул взглядом лагерь цвета песка. Несмотря на поздний час, воздух пустыни был по-прежнему наполнен жаром. Солдаты в их серебристо-красно-белой униформе напоминали пестрых рыб, плескавшихся в воде.

Глядя на лагерь и небольшую армию тамплиеров, Балестрано остро ощутил свою власть, но сумел сдержаться и тут же отогнал от себя эту мысль.

— Ты по-прежнему думаешь, что не следовало приводить сюда войско, брат? — тихо спросил он, подталкивая ван Вельдена к разговору.

Фламандец тут же ухватился за предоставленную ему возможность: в конце концов, он пришел сюда для того, чтобы поговорить.

— Да, — подтвердил ван Вельден. — Ты не знаешь пустыню, брат Жан.

— Согласен. — Балестрано улыбнулся. — Именно поэтому ты тут.

— Тогда тебе следовало бы прислушаться к моему совету, — раздраженно заявил магистр. — Поверь мне, брат, пустыня — это не просто участок земли, засыпанный песком. Так думали многие, и большинство из них сейчас мертвы.

— Тогда объясни, что же такое пустыня, — тихо попросил Балестрано.

— Это чудовище, брат. — Ван Вельден громко фыркнул. — Бестия, хуже которой и представить нельзя. Она проглотит каждого из этих воинов, если ты пошлешь их вперед. Она ждет нас.

Помолчав, Балестрано вновь посмотрел на восток, на пустыню. Это зрелище казалось ему завораживающим. Он ничего не видел, кроме огромной, невероятной пустоты, от которой у него кружилась голова, потому что взгляду не за что было зацепиться.

— Ты говоришь о ней так, как будто она живая, брат, — улыбнувшись, заметил он.

— Так и есть! — с жаром воскликнул ван Вельден.

— Но ты, судя по всему, воспринимаешь пустыню как своего врага, — продолжил Балестрано. — И это странно, ведь ты владеешь пустыней.

— Владею? — Теперь ван Вельден почти кричал. — О нет, брат! Я ее ненавижу! И я боюсь ее как чумы! Как раз потому, что я ее знаю. Ты прав, брат Жан, пустыня живая. Это чудовище, кровожадная бестия, затаившаяся под покровом тишины. На самом деле она — монстр.

— И что же нам следовало сделать? — уже резче спросил Балестрано.

— То, что я вам и говорил! — с нажимом ответил ван Вельден. — Оставить солдат в Париже и привести их сюда только после того, как мы найдем путь через пустыню. Нельзя маршировать с войском по пустыне Мохаве наугад. Это же убийство!

— Мы идем не наугад, — возразил Балестрано, и в его голосе зазвучали металлические нотки. — И ты это знаешь. К тому же мы не могли оставить солдат в Париже. Как только Некрон заметит, что мы здесь, он закроет врата или превратит их в ловушку.

— Дай мне хотя бы один день! Оставайся здесь с войском и подожди, пока я вернусь. Поверь, я найду путь. Только знай: если я пойду один, у меня намного выше будут шансы…

— …Быть убитым? — перебил его Балестрано и покачал головой. — Нет, брат Нильс. Я понимаю и уважаю твои мотивы, но мы пойдем все вместе. Учитывая нашу задачу, ты становишься центральной фигурой всей этой операции, а потому я не могу позволить себе подвергать тебя опасности.

— Даже в том случае, если на карту поставлена жизнь пятисот наших братьев? — спросил ван Вельден.

— Дело не в количестве. Их могло бы быть и пять тысяч, — ответил Балестрано. — Если мы проиграем эту войну, брат Нильс, то на карте окажется нечто большее, чем наша жизнь или даже существование ордена.

Он не стал продолжать, но в этом и не было необходимости.

Без лишних слов Нильс ван Вельден повернулся и вскоре скрылся в палатке. Проводив его озабоченным взглядом, Балестрано неожиданно ощутил страх. Тергард. Де Ври. Сарим де Лоре… Кто же будет следующим?

Зал был огромен. Потолок устремлялся ввысь, словно крыша готического собора, достигая высоты в сто пятьдесят футов. В двух из четырех стен даже были окна, но в воздухе висело что-то мрачное, невидимое, и это что-то поглощало свет уже в нескольких ярдах от окна, поэтому зал приходилось освещать факелами и камином, так что он оказывался погруженным в неприятный багровый свет.

В центре зала находилось… Собственно говоря, что это было?

Этот предмет напоминал увеличенный до абсурда алтарь, черный монолит из впитывавшего в себя свет камня, настолько большой, что к его вершине вели двенадцать ступеней. Над камнем нависало некое подобие каменного балдахина, возвышавшегося на четырех мощных черных колоннах, которые казались живыми и вызывали омерзение — на их поверхности, вернее, под ней, что-то непрерывно подрагивало. На какой-то миг у меня сложилось впечатление, будто я различил в этом дрожании лица, человеческие лица, искаженные страшными гримасами.

Отвернувшись, я сосредоточился на том, что находилось между этими живыми колоннами, но уже через секунду пожалел о своем решении. Сколь отвратительными ни были эти черные камни, то, на что с улыбкой указал Некрон, было еще хуже.

Гробы.

Гробы длиной в два ярда, стоявшие на матовых черных пьедесталах, изготовленные из странного блестящего стекла, немного затуманенного, так что обнаженные тела людей, лежавшие в них, казались лишь размытыми пятнами.

Это были мужчина и женщина.

На мгновение я сконцентрировался на бледном лице юноши, который лежал в левом гробу. Я боялся, что сойду с ума, если взгляну на второй гроб.

Это был Шеннон. [8]Сейчас, без варварской одежды драконоборца, без своего оружия и приветливой улыбки, всегда оживлявшей его лицо, Шеннон казался еще моложе и уязвимее, чем обычно. Спящий, неподвижный, он выглядел как мальчишка, с мягкой складкой у рта, почему-то делавшей его более мужественным.