Мертвое солнце - Александра Христова Страница 25

Знание — сила.

Ф. Бэкон

Пять дней. Пять проклятых дней после эксперимента хозяйки я валялся на своей койке в казарме и не мог даже пошевелиться. При малейшем движении тело словно окунали в кипяток. У меня болело все — даже то, что болеть в принципе не может. Я не мог толком говорить, поскольку вместо членораздельных слов поврежденное ошейником горло выдавало жуткие шипящие звуки, до полусмерти перепугавшие Лэни, когда я поздно вечером попросил его дать мне попить. Да я и сам перепугался, когда вместо нормальной речи у меня получилось нечто, больше похожее на полушипение-полуквак недодушенной лягушки.

Самым паршивым же было то, что исцеляющая аура близнецов на меня не действовала, а только делала мое состояние еще хуже. После того как неугомонная троица в первый день пару часов посидела рядом со мной, все раны, нанесенные мне хозяйкой во время того проклятого ритуала, открылись снова. От боли я взвыл и выгнулся дугой на лежаке. Испуганные парни, шарахнувшись подальше от меня, мгновенно приволокли в казарму Элли, мастера Лиира и почему-то Нуба. Пришедшие, выгнав близнецов на улицу, мигом намотали на меня такое количество бинтов, что любая уважающая себя египетская мумия рассыпалась бы в прах от зависти. Кроме того, в меня влили какую-то приторно-сладкую дрянь и, оставив в качестве сиделки Нуба, ушли обратно. Что ж, спасибо хоть на том, что не бросили вообще в одиночестве.

Я, немного поворочавшись, каким-то чудом ухитрился заснуть, не тревожа раны. Правда, снилась мне такая каша…

Вторые сутки я провалялся в казарме в гордом одиночестве, а единственным моим развлечением было плевание в потолок. В буквальном смысле.

Именно тогда до меня наконец-то дошло, что я среди гладиаторов, которым не раз приходилось драться друг против друга. Здесь каждый был сам за себя. И то, что ко мне отнеслись так радушно, еще ни о чем не говорило — возможно, им всем было просто любопытно. Как же, парень с экзотической внешностью, да еще из другого мира! Будет жить — хорошо, помрет — нечего переживать. Беспокоится ли ученый, когда у него умирает лабораторная мышь?

А мне было плохо. Я хотел есть, пить и добраться до ванной комнаты. Но при попытке двинуться с места я от нахлынувшей боли потерял сознание.

Придя в себя, я с тоской уставился на близкий, но такой недоступный стакан с водой. Рядом никого не было — и подать его было некому. Из глубин разума всплыли старательно отгоняемые мной до этого момента мысли.

Как там моя семья? Я же исчез на глазах Насти. Она, наверное, жутко перепугалась. Несмотря ни на что, сестренка меня любила. Да и я ее тоже. Мы с ней ругались, даже дрались, но все равно — долгое время именно она была моей защитницей.

А мама с папой? Как они? Представляю их реакцию после того, как им сообщили, что я исчез. Мама наверняка плакала, а отец… Папа, скорее всего, обзвонил всех экстрасенсов Питера. Он всегда верил в сверхъестественное, в отличие от остальных членов нашей семьи.

Я гнал от себя мысль о том, что видение, показанное мне хозяйкой, было правдивым. А что, если я действительно умер в том мире? Что тогда? Что тогда?!

Перед моим внутренним взором нарисовалась картина: бледная, заплаканная мама, судорожно стискивающий зубы папа и рыдающая сестренка стоят около могилы… на которой написано мое имя. И фотография — моя фотография.

От накатившей тоски я взвыл в голос. Не хочу ни боев, ни гладиаторов, ни опытов, ничего! Я домой хочу!

В конце концов! Я не супергерой, который одним движением убивает всех своих врагов, не маг и не убийца! Я обычный подросток (ну, может, по современным меркам немного странный), который хочет обратно к своей семье!

Я не замечал, что плачу, пока чья-то узкая ладонь не стерла с моих щек слезы. Резко вскинув голову и зашипев от вспыхнувшей в черепе боли, я увидел участливо глядящего на меня Элли. И когда только успел подойти? Я его даже не услышал…

Мне казалось, что эльф хочет что-то сказать, но нет — он только кинул на меня грустный взгляд и тоскливо вздохнул. Затем, словно заботливая сиделка, осторожно поднял, отнес покрасневшего до корней волос меня в ванную и, принеся вскоре обратно, сказал:

— Подожди, сейчас вернусь. — И стремительно вышел из казармы.

Не успел я найти более-менее удобное положение, чтобы не тревожить раны под намотанными на меня бинтами, как Элли вернулся, неся в руках большую пиалу, в которой оказался крепкий и жирный бульон. М-да… А мне так хотелось мяса. Тех самых отбивных, которые для меня готовит повар. Сочных, нежных, с кровью. Впрочем, в моем состоянии мне повезет, если я смогу съесть и это.

Как оказалось, свои силы я заметно переоценил — не смог осилить даже половины. После сытного бульона меня неудержимо потянуло в сон. Сквозь дрему я почувствовал, как меня бережно укрывают одеялом и даже поют колыбельную. Однако… Но я не успел возмутиться, как крепко заснул.