Инструктор ОМСБОН - Михаил Гуткин Страница 25

Немца усадили на табуретку, и мы с майором уставились на него. А гауптман, не обращая внимания на майора, с любопытством стал меня разглядывать. Потом, придя к какому-то выводу, заговорил:

– Должен сказать, фрау Северова, вы так напугали оберст-лейтенанта Наумана, что он до сих пор не может прийти в себя! Причем напугала его не столько высказанная вами угроза в адрес семьи, сколько ваша уверенность в том, что это непременно произойдет, то есть что через три года Красная армия окажется в Берлине. «Понимаешь, Карл, – признался он мне, – эта русская о Берлине сказала так спокойно, как бы между прочим, что у меня создалось впечатление, будто она не то чтобы верит, а твердо знает: через три года Германия войну проиграет». Я в какой-то степени вам подыграл, сказав, что ваши прогнозы, к моему огромному сожалению, вполне обоснованны.

Гадскому немцу трюк удался на все сто, потому что у меня чуть челюсть не отпала от удивления. Я поняла, что за речью действительно нужно следить, а то вон какой сообразительный оберст-лейтенант попался. Впрочем, это еще можно свалить на артистический перевод майора на немецкий язык. Интересно также, почему этот немец согласен с моими прогнозами? Но главный вопрос – как этот гауптман меня вычислил? Конечно, абсолютно прав был Жуков, когда говорил, что наверняка в немецкой разведке знают обо всех его порученцах. Но как при этом немец определил, что я фрау, а не фрейлейн? Обручального кольца не ношу, при штабе фронта ко мне обращались либо по фамилии, либо, чаще всего, по званию. О том, что я замужем, при штабе знали только Жуков и Романов. В штабе армии про мое семейное положение известно только Астахову (по должности), командарму и его адъютанту Гене. И все-таки гауптман откуда-то это узнал. А кто из посторонних вообще знал о моем замужестве? Вон помнится, ксендз сначала меня именовал панной, пока я не сказала, что замужем. Ксендз! В мозгу щелкнуло, и все встало на свои места.

– Значит, господин гауптман, служка ксендза успел поделиться с вами информацией.

– Бедняга Клаус Шульц, которого вы знали под именем Балтазар Кравчик, действительно успел передать нам немало полезной информации до того, как вы его арестовали. И передал бы намного больше, если бы не эти идиоты из Лодзинского отделения гестапо, которые не удосужились внимательно прочитать наше информационное письмо. Скорее всего, они вообще это письмо не читали. Это же надо! Собственными руками пустить псу под хвост отлично разработанную комбинацию. К сожалению, я узнал о вашем письме и об ответе на него слишком поздно и не успел предупредить Шульца.

Гауптман буквально кипел от возмущения. Ну что ж. Мы с майором переглянулись. Он понял меня и слегка кивнул. Маловероятно, что гауптман может сильно заинтересовать нашу армейскую разведку. Им хватит и оберст-лейтенанта. А этот тип – точно мой клиент. Точнее, не мой, а НКВД. Вот майор и дает мне карт-бланш, тем более что гауптман почему-то оказался разговорчивым. Плохо только, что плана допроса гауптмана у меня нет. Впрочем, при таком неожиданном повороте почти любой план пришлось бы менять на ходу. Ну ничего. Раз немец готов говорить, то я начну, а потом передам его Астахову. Уж тот точно сумеет все вытянуть.

– Должна вас немного разочаровать, герр гауптман. Мы с самого начала подозревали и ксендза, и его служку. Поэтому письмо из гестапо просто сократило нам объем работы.

– Так я именно об этом и говорю, фрау Северова! Одно дело, когда вы его просто подозревали, и совсем другое дело, когда получили неопровержимые доказательства. Ведь именно поэтому вы и арестовали его вместе со всей группой точно накануне нашего нападения. В противном же случае вы просто не успели бы это сделать, так как он должен был начать действовать со своей группой в ночь с двадцать первого на двадцать второе июня.

– Ну что же. Мы обменялись с вами, герр гауптман, мнениями по знакомому нам вопросу, а теперь пора бы вам представиться.

– Так мои документы у вас. Зачем еще представляться?

– Из документов я узнала только ваше имя и звание. А меня интересует, что и как вы здесь делаете? Но начните с вашей биографии.

– Пожалуйста, если вы настаиваете, хотя в центральной картотеке вашего наркомата я наверняка числюсь. Но понимаю, война. Связь не всегда работает.

– Ближе к делу, пожалуйста. Про связь я и сама знаю.

– Если вы настаиваете… Я закончил филологический факультет Берлинского университета по специальности славянская литература. Люблю, видите ли, читать русских и польских писателей в подлиннике, так как даже хорошие переводы не в полной мере отражают, например, великолепие стихов Александра Пушкина или отточенный слог Генрика Сенкевича. Однако после университета волею судеб сразу попал в разведку. Прошел полный курс диверсионной подготовки и был назначен в абвер-2, но потом адмирал [11]решил использовать мои университетские знания и перевел в абвер-1. Три года я проработал в Советском Союзе помощником атташе по культуре. О моей неофициальной деятельности в это время вы наверняка найдете сведения в архивах вашего НКВД. В середине 1939 года меня отозвали в Берлин, в абвер-2 для подготовки операции в Гливице.

Про эту операцию я не то чтобы слышала, но как-то посмотрела польский фильм «Операция «Гляйвиц» [12]и кое-что оттуда запомнила.

– Подождите, господин фон Ульман. Насколько я знаю, эту операцию проводила СС, то есть люди Гиммлера.

Гауптман скривился так, как будто зажевал целый лимон.

– Точнее, люди Гейдриха, использовавшие наши разработки. Но все было сделано настолько топорно, что спецслужбы разных стран, включая, как вижу, НКВД, быстро разобрались, что к чему. При проведении операции эти болваны оставили следы, которые мог не заметить только ленивый. А все свои промахи эсэсовцы свалили на нас. Если бы эту операцию проводил абвер, то все было бы, как у вас говорят, шито-крыто. Я отделался выговором и снова был переведен на аналитическую работу в абвер-1. Но через некоторое время заметил, что мои аналитические записки кто-то из руководства корректирует, причем так, что смысл иногда искажается до противоположного. Я, например, сообщаю о быстром строительстве оборонных заводов за Уралом и делаю вывод, что в случае войны эти заводы смогут выпускать танки и самолеты, будучи недостижимы для наших бомбардировщиков. А наверх за моей подписью, как мне случайно удалось увидеть, ушла бумага, в которой говорилось, что строительство заводов за Уралом приведет к тому, что их продукция просто не успеет дойти до фронта в результате нашего блицкрига. При этом мои замечания о том, что при огромных расстояниях и плохих дорогах блицкриг в СССР технически невозможен – это показывают простейшие арифметические расчеты, – полностью игнорируются. Мало того, что игнорируются. Мне сказали, что я слишком долго изучал славян и явно переоцениваю их возможности и моральный дух. Мне даже намекнули о моей некомпетентности. Могли вообще выгнать из абвера. Хорошо еще, что меня взял к себе оберст Эрвин Шольц для участия в создании полка «Бранденбург-800». При этом для меня так и осталось загадкой, зачем всю информацию о вашей стране фюреру подавали в таком виде, что, казалось, и армию-то сюда вводить не надо. Достаточно послать пару батальонов, и весь СССР будет наш.