Убийца наваждений - Антон Орлов Страница 25

Пара проволочных щупалец зашевелилась, с негромким, но мерзким звуком выдираясь из мертвого тела, и неспешно, как будто нехотя, потянулась к человеку. Запекшаяся на них кровь смешалась с ржавчиной. Отстреливать их поштучно, раз за разом дожидаясь, когда перстень вновь накопит заряд, – это значит застрять тут до вечера.

Первую иглу убийца наваждений послал жертве в грудь. Точнее, в центр окна, почти заслоненного ее спиной и путаницей проволочной пакости. Даже будь девушка жива, ей бы это не повредило, зато щупальца охватила дрожь – не та вибрация, которая сотрясает материальные предметы, а мерцание между «здесь» и «не здесь», когда морок или какая-то его часть начинают «мигать», то появляясь, то исчезая. Удовлетворенный эффектом, Темре сделал второй выстрел.

Лишившись своей страшной опоры, израненное тело сползло по стенке на землю.

После первого шока ржавые щупальца, выраставшие пучком из маленького квадратного окошка с зазубренными стеклами по краям, устремились к противнику. Их было много, не меньше двух десятков. Три-четыре штуки исчезли, остальные все-таки удержались в реальности: морок недавно хорошо закусил, так что сил у него было хоть отбавляй.

Темре проворно попятился к повороту, уворачиваясь от щупалец. Это называется «танец труса». Такой же боевой прием, как все прочее из арсенала убийцы наваждений. Новичков в аналогичной ситуации так и подмывает схватить подвернувшийся под руку булыжник или кусок арматуры, либо же, если враг выглядит таким, что его можно резать, вытащить нож – и дальше отражать нападение, словно в обычной драке. Вот как раз этого и нельзя делать. Единственно правильное оружие против морока – специально изготовленный боевой перстень с развоплощающими иглами, а сражаясь с наваждением как с обычным противником, ты тем самым подтверждаешь его существование и вливаешь в него дополнительную силу. Парадоксально, но факт, неоднократно проверенный и давно доказанный.

Поэтому в ожидании, когда перстень накопит заряд для следующего удара, только и остается исполнять «танец труса» – ни в коем случае не испытывая при этом характерных для труса эмоций. Людской страх – ценная подпитка для морока. В промежутках между выстрелами убийца должен хладнокровно убегать и уклоняться от физического контакта с противостоящей ему нежитью.

Задача Темре была сейчас не то чтобы чересчур трудна. Другое дело, когда ты кого-то спасаешь и в процессе тактического отступления приходится таскать его с собой, не позволяя мороку сцапать жертву, – вот это веселье то еще. Неофициально считается, что в таких случаях самое практичное – оглушить подопечного, чтобы не осложнял ситуацию, и увертываться от морока, волоча бесчувственное тело. Большая удача, если не слишком тяжелое.

Сейчас Темре работал налегке: пойманная наваждением девушка уже не нуждалась в его помощи. Отступив к повороту, где валялся в грязи бело-розовый шарф, он с облегчением убедился, что проволочным щупальцам его не схватить: они изогнулись и вытянулись в воздухе во всю длину, жадно подрагивая, но достать до перекрестка не могли.

Сердцевина где-то рядом. Здесь все «рядом»: улочек-щелей, вдоль и поперек прорезавших столпотворение сараев, всего-то пять-шесть, площадь ямы невелика. Скорее всего, сердцевина находится по ту сторону постройки, из которой выпростались щупальца.

Внезапная атака заставила Темре отпрыгнуть – еще одна фигура «танца труса», – и в следующую секунду он понял, что его загнали в угол. Будь тут побольше простора, он бы не угодил в ловушку, но если находишься в узком закоулке, и меж построек ни одного просвета, и все двери заперты, и с обеих сторон к тебе подбирается водянисто отсвечивающая дрянь, а перстень еще не зарядился – дела плохи. Ты ведь не птица и не трапан, чтобы взлететь.

Мороки, отрезавшие ему и справа, и слева путь к отступлению, выглядели как помесь облезлых стульев, прорвавших вытертую цветастую обивку торчащими пружинами, и лохматых псов с оскаленными мордами. Бредово-причудливый гибрид, порождение чьих-то кошмаров: тот, кто вольно или невольно помог этому наваждению воплотиться, явно боялся в детстве злых собак и поломанной мебели с выпирающей наружу металлической начинкой – первые могут покусать, вторая может поранить.

Темре не стал дожидаться, когда эти твари на него набросятся. Расшвырять их пинками можно, однако даже если он причинит им вред, это лишь поспособствует тому, чтобы они поскорее освоились в этой реальности, покрепче вцепились в нее невидимыми крючками – так, что потом намаешься, пока отцепишь.

Оттолкнувшись от гниющих в грязи досок, хватаясь за все, что подвернулось под руку, он с кошачьим проворством вскарабкался на крышу ближайшего сарая. Невысоко, но твари за ним не полезли. Ненадежная опора под ногами слегка прогибалась и покачивалась: неудачно ступишь – провалишься. Над головой клубилась сплошная муть, не видно ни людей, собравшихся у краев ямы, ни окрестных домов, хотя с этой точки вроде бы должен открываться обзор.

Зато как на ладони то, что творится внизу. Вот она, сердцевина! Гроздь огромных пульсирующих виноградин, налитых водянистым сиянием, и сквозь нее просвечивает статуя… Впрочем, будь Темре без маски, он бы никакого «винограда» не заметил. Разглядел бы только худощавую светловолосую девушку, застывшую изваянием посреди соседней улочки на задах того сарая, возле которого он обнаружил истерзанный ржавыми щупальцами труп.

Душный приторный аромат дешевого парфюма не ослабел даже здесь, на относительной верхотуре. Он был густ и неподвижен, как лонварский смог в безветренную погоду, и заставлял тосковать по глотку свежего воздуха, пусть даже пахнущего неистребимой городской гарью.

Перстень был готов к бою, и Темре послал иглы в наиболее яркие из пульсирующих точек грозди. Твари между тем штурмовали сарай, утробно рыча и звякая нелепо торчащими мебельными пружинами. Им почти удалось взобраться наверх, так что убийца наваждений на всякий случай перешагнул на соседнюю крышу. Хотя он целил не в них, после выстрелов они скатились в грязь: морок потерял некоторую долю своей силы, и это так или иначе отразилось на всех его частях.

Крыша оказалась с подвохом: из дыры, стыдливо прикрытой размокшей картонкой, высунулось проволочное щупальце и попыталось оплести ногу противника. Отскочив, он едва не потерял равновесие, потому что острый конец этой дряни, устремившейся следом, пропорол кожу сапога и зацепил щиколотку.

Марево заколыхалось, в воздухе зародилось шевеление. Это напоминало не столько внезапно поднявшийся ветер, сколько бурление закипевшей жидкости: отведав крови противника, морок воспрянул. При этом ни теплее, ни холоднее не стало. Охватившая наваждение болтанка была пока не слишком сильной, с ног не валила, но что помешает ей мало-помалу ускорить темп?

Темре то уклонялся от окаянного щупальца, то перешагивал через него, избегая подсечек и не позволяя вновь себя поранить. Наверное, со стороны это выглядело как самозабвенный сумасшедший танец на крыше. Воздушные завихрения играли хвостом его длинных волос, словно примериваясь, какое усилие придется приложить, чтобы сбросить человека на землю, где поджидают «мебельные собаки»?