Мефодий Буслаев. Лестница в Эдем - Дмитрий Емец Страница 25

– Обижаешь! Пока что ужинаю! Времязавтрака еще не наступило, – сказала она.

Меф легко увернулся от ножки, попутно отметив,что у него слегка закружилась голова. Похоже, без легкого сотрясения мозга всеже не обошлось. Он знал, что Улита любит ужинать долго и упорно, до победногоконца. Первый ужин был у нее часов в шесть вечера. Второй в полночь, когдаскрипуче били часы. И, наконец, последний плавно соприкасался с раннимзавтраком, в свою очередь перетекающим в целую серию обедов.

– Присоединяйся! Тренировка у тебя черезчас, так что поесть успеешь! И ты, светлая, тоже садись! Не маячь! –сказала Улита, взглядом придвигая Дафне стул и решительно толкая ее стулом подколени. – Я наконец поставила себе диагноз! – продолжала ведьма,вновь начиная заниматься индейкой. – В классическом случае (не в такомзапущенном, как у меня!) бывает «утробобесие», а бывает «гортанобесие». «Утробобесие»– это когда ты готов есть постоянно, но что попало. Каша так каша, суп так суп– лишь бы натрескаться побольше. А «гортанобесие» – это когда можешь три дняголодать, если тебе не дадут чего-то определенного. Ну там устриц, солененькогоогурчика, ветчинки или каких-нибудь муравьиных пупков.

Дафна усомнилась, что у муравьев есть пупки,однако в дебри биологии решила не вдаваться.

– А у тебя что – «утробо» или«гортано»? – спросила она.

Секретарша вздохнула.

– У меня хуже. У меня улитобесие. Этокогда хочется есть много, постоянно, но всякий раз чего-то определенного.Сейчас вот, к слову сказать, хочется индейки, так что я вам ее не дам. Самоймало. А вот лаваш можете взять. Ну или там хлеба… – она махнула рукой набольшое блюдо.

На столе зазвонил деревянный, под старину,телефон. Улита лениво взяла трубку.

– Да, привет, Ромочка!.. И тебе!.. Нупочему, ты тоже сокровище! В каком смысле? Ну, во всех делах, где работаютязыком, а не лопатой, ты незаменим!.. Да, здесь! Сейчас позову! –проворковала она, без предупреждения швыряя трубкой в Мефа.

Даф заметила, что у Улиты выработалась ужепривычка бросать, а не протягивать. Даже если человек стоял от нее нарасстоянии полуметра, ведьма себя особенно не утруждала.

На этот раз Меф чудом успел уклониться, иувесистая трубка, пролетая, чиркнула его по скуле. Погрозив Улите кулаком, Мефподтянул к себе трубку за провод.

Меф не сразу осознал, что Ромочка и Ромасюсик– это один и тот же персонаж. Точнее, он осознал это, когда услышал в трубкемарципановый голос:

– Прашечка хочет с тобой увидеться!

– А памятник с лошадкой она ужепосмотрела? – с досадой спросил Меф.

Ему стало ясно, что Ромасюсик его одурачил:позвонил Улите, зная, что сам он на звонок не ответит.

– До памятника с лошадкой пока недобрались. У нас тут образовалось одно дельце. Так ты придешь? Что мне передатьПраше, если я случайно ее увижу… Ой! Ухо! – Ромасюсик пискнул жалобно ипечально.

Меф догадался, что провравшийся шоколадныйюноша случайно увидел Прасковью раньше, чем смел надеяться. Когда железныепальцы очередной наследницы Тартара выпустили его ухо, Ромасюсик с новымисилами кинулся умолять Мефа немедленно приехать.

Слова извергались из него водопадом. Буслаевдаже трубку от уха отнял, чтобы его не захлестнуло.

Есть такой тип поддакивающих женщин. Недушечка, а универсальная подлиза, которая, чтобы войти в контакт, раз по семьповторяет каждое слово собеседника. Улыбается при этом нежно и неискренно.Ромасюсик не был такой женщиной. Он вообще не был женщиной, если на то пошло.Но стоило послушать его или посмотреть на него хотя бы минуту, как такаяженщина непременно вспоминалась.

– Что, достали тебя? А ты спроси у нее:«Прасковьюшка! Ты умеешь рисовать фломастерами свинью неблагодарную?» – толкаяБуслаева ногой, жизнерадостно посоветовала Улита.

Меф скорчил Улите рожу. Голос Ромасюсиказвучал то вкрадчиво, то визгливо, то умоляюще. Мефу чудилось, что шоколадныйюноша бегает у него вокруг головы как паучок, обвивая ее словесной паутиной.

Не выдержав, он решительно потряс трубку,точно надеялся вытряхнуть из нее Ромасюсика со всей его болтовней. Выждавсекунд пять, Меф вновь поднес трубку к уху и, твердо зная, что Прасковьяпрекрасно его слышит, хотя и дает ответ через другого, негромко окликнул:

– Прасковья! Ау!

На том конце провода моментально воцариласьтишина. Ромасюсик поспешно закрутил вербальный кран и притих, как зайчик.

– Прасковья! – настойчиво повторилМеф. – У меня совершенно нет времени! Давай так: ты соберешься с мыслями ичетко сформулируешь, чего тебе надо, а я не менее четко отвечу, почему я немогу тебе этого дать! И на этом все! Точка!

После короткой паузы Меф услышал в трубкенепонятный дребезжащий звук и догадался, что Прасковья разбила что-то о стену.Волна боли, ненависти, смятения на миг затопила сознание Мефа. Он поспешнокоснулся спасительной руки Даф, она слегка пожала его ладонь, и волнаотхлынула.

В динамике что-то хлюпнуло, и вновь воцариласьтишина.

– Что там у вас такое? – спросил Мефмашинально.

На ответ он не рассчитывал.

– Ай донт ноу, – услышал онозадаченный голос Ромасюсика.

– Как не знаешь?

– Да так – не знаю. Она в другую комнатувыбежала, – более-менее нормально произнес Ромасюсик. Он даже некривлялся. Видно, случившееся потрясло и его. – В общем, как хочешь, но натвоем месте я бы пришел. Один или с этой твоей душехранительницей. Непожалеешь! – добавил Ромасюсик.

– Почему?

– Ну хотя бы потому, что Праша тутсветлого зацапала. Пока он еще жив. Так что передать: придешь?

Меф насторожился. Что-то подсказывало ему, чтошоколадный юноша разнообразия ради сказал правду.

– Теперь приду. Но если окажется, что тыобманул…

– То мне в очередной раз ничего не будет!Ну все, покусики! Гуд бай, май лав! Целую в клювик, жду в гости! – вновьстал придуриваться Ромасюсик и бойко продиктовал адрес.

– «Каменноостровский» – сколько«н»? – спросил Меф, ища глазами ручку.

– Для таксиста это непринципиально. Скажиему хоть четыре, только номер дома не перепутай! – сказал Ромасюсик ивнезапно дал отбой.

Меф даже озадачился. Это был первый случай вмировой истории, когда шоколадный юноша первым прекратил разговор.