Муравьиный лабиринт - Дмитрий Емец Страница 25

Поверх летного комбинезона на нем красовалась яркая альпийская куртка. Молния у куртки разъехалась, и торчала нелепая женская кофта, бело-розовая, с огромными перламутровыми пуговицами, явно приобретенная в местном секонде. На шее – оранжевый шарф, закрывающий подбородок. На левую руку вместо потерянной перчатки натянут шерстяной носок.

Нос течет. Глаза красные, гриппозные. Но это уже так, мелкие детали.

– О, привет! Сколько не виделись? Тринадцать дней шесть часов? Впрочем, я не считаю!

Гамов попытался помахать Рине рукой, но отрывать ладонь от стены оказалось не самой блестящей идеей. Его шатнуло, и, чтобы не упасть, он сделал шаг вперед, навалившись на витрину.

– Осторожно! Стекло! – крикнула аптекарша.

Стекло уцелело.

– Простите, – Гамов слабо улыбнулся и поднес руку к сердцу. – Видишь ли, Катя, я пытался узнать, какого поколения этот антибиотик, но, разумеется, уровень обслуживания в этой дыре… У них тут только настойку боярышника покупают!

К счастью, аптекарша была настороена миролюбиво. Локтями оперевшись о прилавок, она разглядывала Гамова с одобряющим интересом, как говорящую зверушку в зоопарке.

– Твой, что ли? – поинтересовалась она у Рины.

– Кто мой? Этот? – кисло спросила Рина. Она еще не простила Гамову «Катю».

– Этот… Он что, больной?

– А что, в аптеку можно только здоровым? – возмутилась Рина, ловя падающего Гамова под локоть. – Липовый цвет у вас хотя бы есть?

– Какой ему липовый цвет, девушка? Очнитесь!

– А что?

– Вы бы еще перекисью его напоили! В больницу тащите! У него небось воспаление легких. Десять дней ко мне ходит, все лекарства сожрал!

– Вы меня что, запомнили? Я же каждый раз в новых лыжных очках! – удивился Гамов.

– Нет, я идиотка. В больницу поезжай – ничего больше не продам! Смотреть жалко, – отрезала аптекарша.

– Никаких больниц! Вы не имеете ни малейшего представления о правах покупателей и рыночной экономике! Я вас жалею! – сказал Гамов тоном гладиатора, идущего на смерть. Он повернулся и на негнущихся ногах пошел к выходу. Рина кинулась за ним.

– Запустила жениха! – крикнула вслед аптекарша. – С носком на руке! А какой аккуратненький был, причесанный! Это ж надо, до чего довела!

Гамов стоял в дверях, качался и что-то бубнил. Ему хотелось высказаться до конца.

– Скажи этой женщине, что ее аптеке никогда не превратиться в межнациональную сеть аптек, – потребовал он у Рины.

– Потом скажу! Идем! Давай-давай!

Рина вытолкала его на улицу. Гамов стоял и, улыбаясь, как пьяный, пытался определить, в какую сторону двигаться. Рина выругала себя. Как ей в голову не пришло, что в своей водокачке он мерзнет? Из всех щелей дует. Пол гнилой, вместо окон – деревянные щиты.

– Ты простужен! – набросилась на него Рина. – Не просто простужен! Подыхаешь! Почему не позвонил?

Гамов поморщился.

– Поори на меня.

Рина согласилась и поорала. Аптекарша даже выключила в киоске свет, чтобы понаблюдать через стекло.

– Я вообще-то имел в виду не это. Но ладно, – кисло сказал Гамов. – Хорошо, я виноват… И что бы ты сделала? Перетащила бы меня через забор ШНыра?

– Нет, но я бы что-нибудь придумала! Прислала бы Сашку с горячим бульоном!

– Больше всего мечтаю о Сашке. Прямо сплю и вижу, как он припрется с бульоном, – мрачно отозвался Гамов. – Эй, что ты делаешь?

Он удивленно наблюдал, как Рина двумя руками пытается отодрать от забора здоровенную, почти двухметровую доску, повисшую на одном гвозде.

– Дрова собираю. У тебя же есть буржуйка? Я ее сама на санках везла!

– И что? Хочешь затолкать эту доску? Она же крашеная, вонять будет, – озадачился Евгений.

– Повоняет и перестанет. А ты что, совсем не топил?

– Почему? Топил. Четыре раза.

– За две недели? В такой холод? И чем?

– Углем фирмы «Швейцбрюх унд Кройцлер». Конечно, кто-то скажет, что сто евро за пачку – это дорого, но это уголь из единственного болота в Альпах. Его теплоемкость не то, что… – Гамов закашлялся. Кашель был бессильный, точно кашлял не атлет и красавец, а умирающий котенок.

– Ну не нравится крашеная доска – не надо! У тебя рядом лес!

– Разве это лес? Все замерзшее, да еще и мокрое! Ты что, не понимаешь, что количество энергии на единицу вещества зависит не только от породы дерева, но и от… – в тоне Гамова появилось то же занудство, с которым он разговаривал с аптекаршей.

– Все-все-все, прости! Я глупая девушка! Где мне знать все эти умности? Какую палку вижу – ту и хватаю! – поспешно сказала Рина. – Ну и топил бы дальше своим «Швейцбрюхом»!

– Легко сказать. Я похож на человека, который в состоянии лететь за новым углем? Опять же тут ведьмари все время крутились.

– Знаю, – сказала Рина, отрывая наконец доску. – Точнее, сегодня узнала.

Говорить про сожженный сарай и что только страсть к бродяжничеству спасла Гавра от смерти она не стала. Вряд ли Гамов ей поможет. Разве что согласится оставить Гавра вместе с Алем? Но об этом можно поговорить и позднее.

Они добрались до водонапорной башни. Рина не поняла, как Гамов в таком состоянии смог подняться по веревке, но он смог, хотя и отдыхал дважды. Сама она потратила на подъем куда больше времени. Правда, еще привязывала к веревке доску, чтобы после затащить ее наверх.

Когда Рина наконец оказалась в комнате, Гамов лежал на полу, обмотанный какой-то фольгой, и стучал зубами.

– Это еще что? – спросила она.

– Американское электрическое одеяло. Лучше спальника. Оно сохраняет мое тепло.

– Я так и поняла. Смотри не перегрейся! – сказала Рина. Со стороны завернутый в фольгу Гамов был похож на несчастную, стучащую зубами шоколадку.

Рина нашла топор, разделала доску от забора и, несмотря на сопротивление, растопила буржуйку. Железная печь нагрелась, начала потрескивать. Краска воняла не так уж и сильно. Тепло быстро наполнило комнату. К тому времени Рина уже завесила дверь той же шторой, в которой раньше запуталась.

Гамов перестал стучать зубами. Высунул руку, недоверчиво потрогал печку и торопливо отдернул пальцы. Железо было накалено докрасна.

– Великая вещь – американское одеяло! – сказала Рина.

Гамову не хотелось признавать поражение.

– Ну ты понимаешь: тут огромная доска! Ясно, что какое-то небольшое тепло будет. А там одна маленькая горстка угля и… Почему все разбросано? Тут что, был обыск?

Рина оценила четкий перевод стрелок. Чик – и снова компас показывает на нее. Вот он, братцы, Северный полюс и оплот всемирного негодяйства!