Жестокие ангелы - К. Л. Андерсон Страница 25

— Её тело было возвращено сюда. — К этому времени я овладела собой настолько, что мой голос снова обрёл некоторую силу и в нём зазвучали скептические нотки. — Ты хочешь сказать, что у нас не умеют делать анализ ДНК?

— Факты можно сфальсифицировать…

— Подделать человеческое тело? Прекрасно узнаваемое и полностью идентифицированное человеческое тело?

Глаза Сири заблестели ещё ярче. Она была уверена, что я у неё в руках.

— Тело, находящееся в процессе разложения, возвращённые фрагменты? Госпиталь размером с планету, помнишь? Ты никогда не слышала о стволовых клетках? Знаешь про такие частички тебя, которые можно использовать, чтобы вырастить другие частички тебя?

Я сидела, кусая губы, а в голове вихрем проносились мысли. Чтобы я приняла спутника Бьянки? А как же Дилан? Дилан кричал, когда они отрезали нас друг от друга. Я кричала. Он погиб. Я погибла. Дыра была слишком глубокой, оставшейся во мне навсегда. Ничто не могло её заполнить. Я бы ни за что не обзавелась новым спутником, пытаясь перешагнуть эту пропасть внутри меня.

От мыслей у меня выворачивало все внутренности, и всё-таки… в этом что-то было. Я не хотела иметь спутника. Я не хотела снова столкнуться с этой зависимостью или с этой потерей. Но что, если бы я приняла спутника Бьянки? Того, кто был с ней там, того, кто знал все её секреты?

Эта мысль также отвращала меня, как и прельщала. Вернуть часть Бьянки. Могла ли я сопротивляться этому?

Если существовал хоть малейший шанс на то, что Бьянка жива, могла ли я отказаться?

«Нет. Проехали. Помни о том, что реально». Я глубоко вдохнула:

— Если ты так в этом уверена, Сири, почему не рассказала Мисао?

— Рассказала. Но, — впервые с тех пор, как вошла сюда, Сири не смотрела на меня, — он мне не поверил.

Волна облегчения захлестнула меня. Не оттого, что она сказала, а оттого, что замялась и водила ладонью взад-вперёд по диванной подушке, лежавшей возле неё, я поняла, что её мысль отвергнута, отвергнута категорически и всё это — всего лишь отчаянная попытка воскресить идею.

— Значит, тут ничего не поделаешь, — сказала я.

— Нет, — резко произнесла Сири. — Нет. Если бы ты хотя бы посмотрела…

— Нет.

— Послушай, Тереза…

Я покачала головой. Я была непреклонна и сурова.

— Невозможно, — сказала я. — Им бы пришлось подделать узел памяти, в котором сохранились её последние слова. Они бы узнали обо мне и о наших взаимоотношениях. Это нереально.

— Госпиталь размером с планету, — повторила Сири. — С чертовской репутацией делать невозможное за пределами, в колониях. Я знаю, потому что видела. Мы даже не представляем, на что они способны.

— Если ты считаешь, что Бьянка до сих пор жива, почему настаиваешь, чтобы я приняла Джеримайю? Почему ты не хочешь, чтобы он дожидался её здесь, в безопасности?

— Потому что тогда у нас будут его воспоминания, воспоминания Бьянки, с которых мы и начнём свою работу. Ты сотрудничала с ней дольше остальных. Тебе лучше удастся интерпретировать сохранившиеся фрагменты…

Я не могла вынести этого. Боль была слишком сильной.

— Почему, ради всех девяти миллиардов имён Бога, ты делаешь это, Сири?

Сири облизнула губы.

— Потому что она отослала меня и я уехала. Я не спросила, не подумала об этом. Я просто надулась и уехала, а её схватили и, возможно, резали по кусочкам, а может, и хуже, и меня там не было, чтобы это остановить.

Я кивнула:

— Я знаю, что ты чувствуешь.

— Тогда, по крайней мере, ты примешь это во внимание?

На мгновение меня озарила острая, как лезвие ножа, надежда. Потребовалось собрать все свои силы, чтобы прогнать её.

— Нет, Сири. Я не могу в это поверить. Не могу.

— Почему же?

Я сглотнула. Было не то время, чтобы лгать.

— Потому что, если в это поверю, прибуду туда, готовая всё сокрушить и разорвать всех голыми руками. За все остальные составляющие этой миссии я и гроша ломаного не дам.

Я выпрямила спину, и мой голос стал громким, обретя тот командный тон, которым я неосознанно отдавала приказы.

— Ты не должна этого больше обсуждать. Ни со мной, ни с Виджеем, ни с кем-либо другим. А если ты не сможешь сосредоточиться на своей реальной миссии, о чём и сказала прямо сейчас, то… ты понимаешь?..

Глубоко в глазах Сири вспыхнул гнев, но она всего лишь сказала:

— Ты не имеешь представления о том, как много она сделала для тебя.

— Имею.

— Нет, — грубо и жарко прошептала она. — Если бы ты знала, если бы ты действительно знала, то сделала бы всё, чтобы найти её.

Я была не в состоянии слушать это.

— Пойми меня правильно, Сири. — Я произносила каждое слово так отчётливо, с такой силой, на какую только была способна, поэтому смогла противостоять искушению, которому она подвергла меня. — Я ловлю тебя на том, что ты даёшь меньше ста десяти процентов успеху определённой нам миссии, ловлю на том, что ты делаешь хоть на крупицу больше, чем тебя уполномочили, и твоё время в стражах приходит к концу. Это горячая точка, и мы не можем тратить время впустую.

Я смотрела ей прямо в глаза и не отводила взгляда, ловя в них малейшие перемены, наблюдая, как всё ниже она опускает плечи.

И вот Сири распрямилась, хотя и сидя, давая понять, что до неё всё дошло.

— Да, мэм, — сказала она, а я кивнула, прямо как Мисао.

Мы поговорили ещё немного о том и о сём, детали подготовки к выполнению миссии растворились в пустой болтовне о новых компьютерных играх, которые она посоветовала опробовать, и о новом ресторане, в котором мы заказали еду вчерашним вечером. Сири ушла и больше ни разу не возвратилась к своей теории.

Но даже под опустившийся занавес я поняла, что она не отречётся от своей идеи всё то время, что уйдёт на выполнение нашего задания. Я сидела, обняв руками колени и пытаясь предать этот разговор забвению, утопить в глубинах памяти.

«Дэвид, ты был прав. Мы слишком долго живём. Мы служим слишком многим хозяевам, имеем слишком много семей. Думаем, что можем уйти от этого. Мы хотим, но не можем».

Я не могла поверить, что Бьянка жива.

Я не могла поверить в это в силу тех фактов, о которых я сказала Сири, но было кое-что ещё, и это значило, что я сделала для неё меньше, чем она для меня, и не знала, смогу ли жить с этим.

Мне надо было забыть слова Сири. Если я запомню их, то забуду всё остальное, возможно, даже свою клятву, возможно, даже первую заповедь, и тогда — помоги мне Бог, помоги Бог Эразмусу и, может, даже помоги Бог Солнечных миров.