Джокер - Даниэль Дакар Страница 25

— Феерия!

Отсеки в окрестностях лазарета были подготовлены заранее. Список требований, предъявляемых научными консультантами к выделяемым помещениям, их размерам, взаимному расположению и схемам энергообеспечения, был передан на крейсер одновременно с сообщением о том, что «Эльбрус» вынырнет из подпространства в Зоне Сигма. Теперь лаборанты и выделенные Дубининым техники занимались размещением и подключением несметного количества приборов, тестеров, диагностов и компьютерных блоков. В это же время прибывшие медики проводили короткое предварительное совещание по поводу предложенных к изучению объектов.

Николай Эрикович Эренбург, знаменитый на всю Галактику нейрофизиолог, был не слишком доволен бесцеремонностью имперской Службы безопасности. Ее сотрудники вытащили его непосредственно с симпозиума, посвященного возрастным изменениям высшей нервной деятельности. Однако переданные ему перед отлетом результаты первичных тестов, проведенных доктором Тищенко, настолько заинтересовали грозного профессора, что он, по его собственным словам, за время дороги толком даже и не присел, потому что на бегу ему лучше думается. Вероятно, так оно и было, потому что идеи теперь так и сыпались из него, и вставить даже короткую фразу в его многословные высказывания было непросто.

Поскольку доктор Тищенко не высказывал никаких пожеланий относительно того, кого он хотел бы видеть в качестве генетика и биохимика, его ждал приятный сюрприз: генетиком оказался его однокашник по Медицинскому университету. С Павлом Тихоновичем Гавриловым они не то чтобы дружили, но вполне приятельствовали и даже одно время соперничали в студенческом научном обществе. Впоследствии Тищенко выбрал специализацией полевую хирургию и перевелся в Военно-медицинскую академию. Гаврилов же посвятил себя генетике и теперь по праву считался одним из самых крупных в Империи специалистов в этой области медицины. Существенная разница в выборе жизненного пути не мешала этим двоим обмениваться поздравлениями по случаю дня ангела и время от времени посылать друг другу подготовленные к публикации статьи на предмет рецензирования.

Невысокий, кругленький, рано облысевший Гаврилов забавно смотрелся рядом с сухощавым Тищенко и вовсе уж карикатурно — по соседству с длинным и худым, словно жердь, Эренбургом. И только квадратный, более всего похожий на старомодный буфет Иван Иванович Смирнов, самый молодой из прибывших ученых, позволял генетику чувствовать себя хоть сколько-нибудь уютно в компании коллег и команды «Александра». Сходство пятидесятилетнего биохимика с буфетом в значительной степени было обусловлено одеждой: его длиннополую куртку украшали во всех мыслимых и немыслимых местах накладные карманы, карманчики и карманищи, снабженные крупными блестящими застежками и топорщившиеся от рассованных по ним предметов. Доктор Смирнов искренне полагал, что все самое необходимое ему следует всегда иметь под рукой, а не выискивать, спеша и чертыхаясь, в сумках и ящиках с багажом. И эту причуду ему легко прощали за блестящий ум, острый, как древний скальпель земной золингеновской стали. Лично с ним Тищенко до сих пор знаком не был, но репутация Смирнова была широко известна в медицинских кругах Империи, и Станислав Сергеевич мысленно восхитился умением князя Цинцадзе подбирать людей для решения конкретной задачи.

— Вот, господа. Имеем, что имеем, — закончил корабельный врач рассказ о начерно исследованных им бельтайнских находках. — У нас меньше сорока часов, а сделать предстоит многое.

— А почему так мало? — брюзгливо осведомился профессор Эренбург. При его росте почти любой стул был не слишком удобным, и даже поднятое на максимальную высоту сиденье лабораторного кресла без подлокотников не компенсировало прискорбно низкой спинки.

— Потому что союзники и без того были достаточно любезны, предоставив нам для работы двое местных суток, — терпеливо пояснил Тищенко. — Я обещал мисс Гамильтон результаты полноценного исследования и намерен сдержать слово. Майор рискует своей репутацией среди соотечественников, и я не хочу подводить человека, без которого этот кошмар просто никогда не попал бы в наши руки.

— И когда же вы познакомите нас с этой рисковой особой? — все так же язвительно спросил Николай Эрикович, оставивший безуспешные попытки комфортно устроиться в кресле и теперь подпиравший стену лаборатории.

— Когда она проснется. А проснется она, когда выспится. И ни секундой раньше, — твердо сказал Тищенко. — Приступим, господа.

Мэри действительно спала. Она спала, когда крейсер разогревал маршевые двигатели. Она спала, когда, наводимый на курс снова заработавшими монастырскими маяками, он на форсаже шел к Зоне Сигма. Она спала, когда на борту поднялась строго дозированная суматоха, связанная со стыковкой, разгрузкой и установкой оборудования. Она просто спала, свернувшись калачиком и совсем по-детски подложив ладонь под щеку. Не особенно доверяя приборам в том, что касалось строптивой пациентки, Станислав Сергеевич несколько раз на цыпочках заходил в палату, у дверей которой учредил пост дежурного медтехника, и с удивлявшим его самого умилением любовался мирной картиной. «Ну наконец-то она никуда не бежит!» — неизменно бормотал он себе под нос, выйдя из палаты и плотно прикрыв за собой дверь. И очередной дежурный так же неизменно улыбался вслед корабельному врачу.

Когда Мэри открыла глаза, она не сразу сообразила, где находится. В комнате царил мягкий сумрак, источник слабого рассеянного света с ходу определить не удалось. Одно было совершенно очевидно: она выспалась. Приподнявшись на локте, Мэри окинула взглядом голые стены, стойку с кучей разнообразных приборов и табурет, на котором была сложена ее одежда, явно выстиранная и выглаженная. Поверх рубахи горделиво лежала бандана, которую какой-то шутник уложил кокетливым пышным бантом. Рукав надетой на Мэри легкой куртки прояснил ее местонахождение: ей уже доводилось носить русскую лазаретную пижаму. Встряхнув головой для приведения мыслей в порядок, она опять опустилась на койку и начала вспоминать, при каких обстоятельствах ее опять угораздило попасть в лазарет.

— Владелец счета — Джастин Френсис Монро! — выпалила Мэри.

Сидящие в креслах мужчины выразительно переглянулись. Морган зло оскалился, Савельев азартно потер руки:

— Ну, вот и славно. Да? — в коммуникатор. — Хорошо, сейчас. Идем, Генри, катер готов.

— Куда это вы собрались, Дядюшка? — подозрительно прищурилась Мэри, переводя взгляд с одного решительного лица на другое.

— На Бельтайн. Надо забрать оттуда Саммерса на крейсер «Борис», а то его там чуть не убили. С Джонни Маллиганом, который его охранял, расправились, а до Саммерса не добрались все-таки. Опять же на «Борисе» и допросная есть… — обстоятельно начал Морган, но Мэри перебила его с хищной улыбкой:

— Отлично! Я буду рада лично побеседовать с господином Саммерсом. Оч-чень рада!

Морган беспомощно покосился на Савельева, но тот только пожал плечами, словно говоря: «Твоя дочь, ты и разбирайся».

— Послушай меня, девочка. Допрос подозреваемого лучше поручить специалистам, даже я, пожалуй, не возьмусь. Оставайся здесь, отдохни, за Лореной пригляди, сейчас русские ученые подтянутся… — зря он заговорил просительным тоном. Ох зря. Потому что майор ВКС Бельтайна Мэри Александра Гамильтон скрестила руки на груди и предельно ядовито процедила: