Хозяин дракона - Анатолий Дроздов Страница 25

– В колено! – оценил Некрас. – Ворог упал и не поднялся! Одним менее.

Олята испуганно обернулся и покраснел.

– Добро метнул! – похвалил Некрас. – Курский князь на службу не взял бы, но белгородскому сгодишься.

Оляна поднесла собранные на лугу сулицы. Некрас взял одну посреди древка.

– Покажу тебе, что белгородские не умеют. Бери мой меч!

Олята радостно вытащил саблю из-за пояса сотника и стал на изготовку.

– Руби!

Олята не успел замахнуться, как каленый наконечник сулицы застыл у его глаза. Отрок порозовел.

– С сулицей в ближнем бою можно выстоять против меча. Для рубки замах нужен, а ты ему… – Некрас резко выбросил в сторону руку с сулицей. – Видел? Даже если противник мечом колет, ты его опередишь – меч тяжелый, замах нужен, а сулица легкая.

Некрас вновь заставил Оляту упражняться с рогожным человеком, а когда отрок наловчился попадать в руки и ноги, стал учить его рукопашному бою. Для этого сотник сбил с двух сулиц наконечники, отдал отроку одно древко, а себе взял второе. Учение вышло тяжким: Олята бил, Некрас уворачивался, отрок проваливался вперед, а сотник хлестал его по спине древком. Олята охал, а Некрас смеялся:

– Радуйся, что не мечом!

Оляте никак не удавалось попасть древком сулицы в сотника, не раз он в сердцах хотел бросить учение – болела избитая спина. Оляна в бане только вздыхала, осторожно трогая мочалом посиневшую спину брата. Так продолжалось несколько дней. Олята стал ненавидеть Некраса: ему мнилось, сотник с ним просто забавляется. И чем больше отрок злился и ненавидел, тем хуже у него получалось. Как-то ночью, лежа на лавке, Олята стал вспоминать события ушедшего дня, мысленно разбирая свои неудачи. Некрас всегда предвидел, куда он ударит. Почему? Конечно, он не спускал глаз с Оляты, но и Олята глядел на него во все глаза! Как быстро не выбрасывал отрок руку с сулицей, сотник увернуться успевал. «Он знает, куда я ударю, потому что смотрит мне в глаза! – вдруг догадался Олята. – Скошу глаз на руку – значит, рука; гляну на ногу – туда и ударю… Ну, погоди!»

На следующий день учение началось, и Олята, стоя на изготовку, внимательно смотрел в глаза сотника – как и прежде. И вдруг отрок, не отводя взгляда, неожиданно выбросил руку. Некрас охнул и зашипел от боли – древко сулицы ткнуло его пониже колена.

– Еще! – велел сотник, отступая на шаг.

Олята, все так же глядя в глаза хозяина, ударил снова. В этот раз Некрас не охнул – закричал, закрыв руками низ живота:

– Гляди, куда бьешь! Остолоп! Мы ж не на войне! Меня теперь Улыба выгонит…

Олята испуганно отступил, со страхом ожидая расправы. Заслужил… Всю злобу свою выплеснул в этом ударе. Некрас же, пошипев и поохав, выпрямился, похромал к нему и одобрительно хлопнул отрока по плечу.

– Догадался все же… Я нарочно не подсказывал… Будет из тебя добрый вой! Только упражняйся сам. Прибьешь меня ненароком, кто на смоке полетит?..

Олята послушался. Теперь он упражнялся наедине с рогожными человечками – отрок научился их плести, а рогож в доме хватало. Человечки получались не такие красивые, как у Некраса, но для дела пригодные. Некрас, возвращаясь от Улыбы, подходил, смотрел, одобрял или же поругивал, давал советы, после чего шел к своему змею. Пока он летал, Олята повторял уроки – с копьем, с метанием сулиц и боя сулицей, зажатой в руке. Когда надоедало, отрок садился на коня и мчался на рогожного человека с копьем наперевес. От таких ударов плетеный человек расползался на куски, поэтому Олята колол и колол до тех пор, пока на рогоже не оставалось живого места. Еще он наловчился бросать сулицы на скаку. Некрас не учил его этому, отрок сам додумался. Как-то Некрас, воротясь, застал его за этим занятием и посуровел лицом.

– Блажь! – проворчал, когда Олята подскакал к нему. – Не нужно это.

– Почему? – удивился отрок.

– Так не воют. Ты хоть раз видел сечу?

– Нет. Как батьков убили, и то не видел.

– Расскажу. Конные летят на врагов с копьями, те засыпают их стрелами. Сшиблись, копья – долой, в тесноте с ними не развернуться, начинается сеча. Тут уж кто проворней… Пешие идут друг на друга с копьями, стреляют из луков и только в двадцати шагах начинают бросать сулицы. Потом – в копья! Не удержал врага на длине древка, копье бросай, доставай нож… Такая теснота начинается, что повернуться трудно! Еще сулицы добре бросать со стен, когда враг идет на приступ. А с коня… На охоте разве. Еще можно, когда врага бегущего гонишь, но это подлое дело! Какой из него враг, раз бежит? Мечом плашмя или древком копья ударил, оглушил и связал для полона… Беззащитного убивать – грех! Так что брось…

Тем же вечером, натирая в бане Некраса мочалом, Олята осторожно потрогал шрам на его груди.

– Это что?

– Говорил: учителя добрые были! – хмыкнул Некрас.

– Разве так учат?

– Бывает и так. Тебе спину пришлось выдубить, чтоб понимать стал, а меня учили железом.

– Это сулица?

– Нож…

– Убить хотели! – догадался Олята.

– Хотели, да не вышло! – криво усмехнулся Некрас. – Рубаха железная на мне была, да и нож в кость попал. Не дошел до сердца. Учил же тебя: в грудь не меть! Бей в мягкое… На человеке много мест, броней не закрытых, где жилы важные проходят. Достаточно легко чиркнуть – ножом или сулицей, и ничто не спасет. Я места те углем мазал, помни!

– Что стало с тем, кто ножом ударил? – спросил Олята.

– С ним еще не стало, с ним еще станется, – загадочно ответил сотник и принялся обливать себя из ковша…