Отравленные морем - Алена Волгина Страница 25

Семейный обед в доме Сакетти проходил в тягостном молчании. Городские колокола только что отбили полдень, и легкий ветерок доносил с улицы запахи горячего камня и стоячей воды из канала. Глава семейства, Джакомо Сакетти, был зол из-за происшествия с Манриоло. Если бы кто-нибудь мог проникнуть в его голову, он увидел бы, как мечутся мысли дона Сакетти между пропавшим документом и проклятым Маньяско, чья галера, победоносно вспенивая воду, сейчас наверняка мчалась к заливу Фиески. Джоанна, разряженная в алые шелка, сидела, не поднимая глаз. Чем роскошнее становились её наряды догарессы, тем молчаливее и тише был её нрав.

Инес тоже сидела молча. Аппетитные запахи ягненка, изжаренного в оливковом масле, и куропаток в апельсиновом соусе вызывали у неё тошноту. Сегодня Энрике опять ушел спозаранку, а вернувшись, прошел мимо неё, словно мимо пустого места, не сказав ни слова. Даже мать удивленно приподняла брови.

На вилле у Бренты, где они жили раньше, всё было по-другому! Там она почти поверила в его любовь. Но с тех пор как они вернулись в Венетту, Энрике перестал её замечать.

На их возвращении настаивал дон Сакетти. Он прекрасно понимал, что вырвал победу на выборах лишь благодаря тому, что был ближайшим сторонником дона Арсаго — героя Венетты, ценой жизни защитившего город от морских тварей. «Венеттийцы не должны забывать об этом, — говорил он дочери. — Я не хочу, чтобы выглядело так, будто я забрал всю власть, оттеснив Энрике в сторону. Хотя, правду сказать, твой муженек мог бы проявлять побольше интереса к государственным делам!»

Увы, политическая власть Энрике не интересовала. Зато очень интересовало всё, что было связано с его отцом. В последние дни он проводил много времени возле палаццо Арсаго. Он словно пытался загладить вину перед отцом, восполнить недостаток родственного тепла и внимания, который портил их отношения при жизни графа.

Инес оставалось бесцельно слоняться по комнатам в ожидании мужа. Ощипывая очередной злосчастный букет, она думала с неприязнью, что мертвый граф стал гораздо привлекательнее в глазах соотечественников и сына. Однако больше всего она боялась, что обстановка дома Арсаго будет постоянно напоминать Энрике о её предательстве. Не оттого ли между ними в последнее время появился холодок?

«Он поймёт, что я не виновата! — успокаивала она себя. — Я связалась с человеком Фальери только ради того, чтобы избавить Энрике от Джулии, этой бессовестной лгуньи!»

И всё равно она чувствовала себя неуютно. Ей казалось, отец постоянно хмурился, глядя на неё, Энрике сделался рассеян и безразличен, а из каждой ниши Золотого дворца угрожающе косились грифоны — священные символы Венетты. Один раз ей приснилось, что каменный грифон на Пьяцетте вдруг спикировал с колонны и опустился на мостовую прямо перед ней. От его неживого пристального взгляда Инес проснулась с криком. В тихой комнате горел ночник, соседняя подушка на постели была пуста. Куда мог деваться Энрике среди ночи? Она не осмелилась расспрашивать. И теперь, боясь наткнуться на его обвиняющий взгляд, сидела молча, уткнувшись в свою тарелку.

Тем временем Энрике, успевший сменить простой утренний костюм на зеленый дублет, затканный серебром, деликатно откашлялся:

— Мэтр Фалетрус проделал большую работу в доме Арсаго, — произнес он, чтобы разбить тягостную тишину.

— Но не смог сберечь самого важного свидетеля, — буркнул Сакетти. — Как мы теперь узнаем о намерениях дона Маньяско? Я не волшебник и не умею допрашивать трупы.

— Вряд ли дон Маньяско удостаивал доверием своих матросов, — примиряюще сказал Энрике.

— Но не этого конкретного матроса! — взорвался Сакетти, выплеснув давно копившуюся ярость. — Этот тип владел магией! Накануне его видели вместе с Маньяско в Арсенале! Это он провел их судно через лагуну! Уж ему-то фиескиец наверняка что-нибудь нашептал!

Энрике побледнел до того, что Инес, обеспокоенная, положила ладонь ему на руку. Он этого не заметил.

— Мой отец тоже ради этого приблизил Манриоло к себе? — тихо спросил он. — Потому что тот был колдуном?

Судя по тому, как дернулась щека дона Сакетти, вопрос был ему неприятен:

— Дон Арсаго был храбрецом! — отрывисто сказал он. — Зря он увлёкся магией, похоже, именно это и сгубило его в крипте! Боюсь, он стал жертвой самообмана. Он так упорно искал повсюду отголоски магии кьямата, что даже эта вертушка синьорита Граначчи сумела его провести. Уж не знаю, как ей удалось провернуть трюк с паурозо, но она определённо владеет лишь крохами дара. Мы допрашивали её несколько раз в течение года — бесполезно, девчонка глуха, как стена!

Не подавая виду, Инес внимательно прислушивалась к разговору. Вдруг она подумала, что некоторые её заключения относительно Джулии могли быть полезны для отца и Энрике. Может, это поможет искупить её вину?

— Не удивительно, что вам так показалось, — громко заявила она, — ведь роль Джулии в доме Арсаго играла совсем другая девушка. Меня каждый раз удивляло, что Джулия как будто ничего не помнит о событиях прошлой весны, но потом я догадалась, в чем дело!

Даже если бы капитан Маньяско вдруг материализовался посреди столовой, это не произвело бы такого эффекта. Вилка донны Джоанны резко звякнула о тарелку. Энрике и дон Сакетти ошеломлённо обернулись к Инес.

— Да нет, что ты… — неуверенно сказал её муж. — Как такое возможно?!

Инес знала, что ей не поверят, но не зря же она пристально наблюдала за Джулией с тех самых пор, как дон Роберто ушёл в плавание, и та снова поселилась в доме своего брата. Стоило Инес упомянуть в разговоре те дни, когда они обе гостили у донны Арсаго — и Джулия ловко уводила разговор в сторону. Она даже не смогла правильно назвать комнату, в которой их тогда поселили, зато «узнала» плащ, который ей якобы подарила Инес (чего на самом деле никогда не было). Разве это не странно?