Гроза в Безначалье - Генри Лайон Олди Страница 24

1

Эта женщина ему сразу не понравилась. Царь Пратипа отвернулся и стал глядеть в другую сторону. Широкий плес расстилался перед ним, и сверкание реки Ямуны заставляло щуриться или прикрывать глаза ладонью, за спиной с холма сбегал лес, пытаясь щупальцами лиан дотянуться, достать, потрогать стайки отшлифованных валунов. Святое место. Не надо быть отшельником, чтобы почувствовать: сам воздух здесь пропитан размышлениями о вечном. Да, стоило временно оставить Город Слона, прадедовскую столицу, попечению министров и советников, стоило, что бы они ни твердили об ответственности и государственных заботах!

Правителю тоже необходим покой.

Короткий, зыбкий, как видение дхата-морганы, города гандхарвов над гладью вечернего озера — но без минуты покоя жизнь топит человека в себе, заполняя легкие души водой сиюминутного, и ты понимаешь: никогда больше тебе уже не удастся вздохнуть полной грудью.

А тут еще эта женщина…

На миг царь Пратипа пожалел, что отослал свиту. Легкий кивок в сторону — нет, разумеется, не в сторону воинов, а в сторону евнухов! — и безбородые ласково объяснили бы глупой, что негоже разглядывать царя, будто он не раджа Лунной династии, а боевой слон, выставленный на рынке Субханды восточными ангами.

Сравнение позабавило царя. К чему незнакомке боевой слон? Корзины с грязным бельем таскать? Даже если судьба и занесет ее на рыночную площадь Субханды — в самую последнюю очередь пройдет женщина мимо оружейных рядов, за которыми торгуют жеребцами для колесниц и слонами, обученными убивать и слушаться стрекала! А если и пройдет, то едва ли заговорит с бородатым ангом о достоинствах серого зверя, похожего на грозовую тучу Индры…

Пратипа улыбнулся собственному легкомыслию и продолжил глазеть на реку.

Сведущие люди говорили, что Ямуна берет свое начало в горячих источниках Гималаев, на горе Бандарапуччха, здесь же воды стремнины, названной в честь Адского Князя Ямы (вернее, в честь его единоутробной сестры-близнеца, но про это шепотом, вполголоса…), бурно стремились на юг, чтобы слиться с полноводной Гангой, матерью рек. Вся территория вокруг, со всеми ее холмами, лесами, низинами и берегами, испокон веков называлась Курукшетрой, Полем Куру — в честь легендарного царя и предка Пратипы, совершавшего здесь небывалое покаяние.

Злопыхатели вполголоса утверждали, что эта местность на самом деле зовется Полем Закона, а великий Куру если и побывал здесь, то исключительно предаваясь беспробудному пьянству.

Но Пратипа не обращал внимания на злопыхателей.

Разве что изредка, проезжая мимо городской площади, где злопыхатели имели обыкновение сидеть на колу. Что существенно влияло на красноречие.

Главным были не поступки предка, а наличие на Курукшетре трех с лишним сотен священных криниц [29]. Омывшись в одной, ты обретал благополучие, в другой — здоровье, в третьей — безопасность от змеиного яда, а знаменитая криница в Праяге была единственной, где мог покончить с собой даже брахман, и грех самоубийства выворачивался наизнанку, становясь заслугой, дарующей райские миры.

Старики и больные, успев зажиться на свете и устать от боли или дряхлости, стекались в Праягу толпами. Глиняные кувшины шли нарасхват — набив их камнями и привязав к телу, тонуть гораздо проще. А места на прославленном Баньяне Прощания ценились в зависимости от уровня ветки: верхние, упав с которых разбиваешься наверняка, стоили гораздо дороже.

Не зря местные жители хорошо подрабатывали в свободное время, вертясь вокруг безутешных родственников — дров для костра натаскать, тело омыть, повыть над мертвеньким, то да се…

Пратипа поиграл концом гирлянды из оранжевых цветов кадамбы и против воли снова обратил свой взгляд на женщину.

Нет. Она ему по-прежнему не нравилась.

Рыбачка? Ниже по течению есть поселение рыбаков, где свита Пратипы третий день закупала корзины с нежным усачом-подкоряжником и длинными телами дундубхи, водяной змеи, которую полагается запекать в ее же собственной крови. Говорят, помогает от мужского бессилия. Но рыбацкие жены и дочери низкорослы, в кости широки, и глаза у них сами опускаются долу, едва в поле зрения покажется человек, одетый богаче их мужей и отцов. Что заставляет пропахших чешуей женщин почти все время смотреть в землю.

Во всяком случае, при визите свитских в поселок.

Размышлять о вечном не получалось. Мысли самовольно то и дело возвращались к женщине, будь она неладна! Супруга кого-то из паломников? Дочь брахмана при кринице — вокруг каждой дваждырожденных было больше, чем мух на падали, и каждый голосил навзрыд:

— Кто накормит хотя бы одного брахмана, вовеки избегнет низкого рождения!

Пратипа нахмурился и легонько хлопнул себя по лбу — в наказание за нечестивые мысли. Негоже знатному кшатрию, да еще потомку Лунной династии, так думать о наставниках! Но из памяти не шло: бедняк-паломник платит лысому жрецу последние гроши за право подержать ухо коровы жреца во время обряда. А ученик достойного брахмана, сопя, записывает на пальмовых листьях: дескать, был сей бедный человек у криницы Теплых Вод и совершил жертвоприношение коровой, за что полагается щедрому возродиться в семье богатого землевладельца.