Наука Плоского мира. Книга 2. Глобус - Йен Стюарт Страница 24

Как же это на самом деле случилось в Круглом мире? Весь процесс занял порядка пяти миллиардов лет. Сто тысяч дедов [30]тому назад у нас с шимпанзе был общий предок. Шимпанзеподобный предок человека также был человекоподобным предком шимпанзе. Нам он показался бы удивительно похожим на шимпанзе, но те посчитали бы его удивительно похожим на человека.

Анализ ДНК не оставляет и тени сомнения в том, что шимпанзе приходятся нам ближайшими родственниками из ныне живущих: обыкновенные («робастные») шимпанзе, Pan troglodytes, и более худощавые («грацильные») бонобо, Pan paniscus, которых часто неполиткорректно называют карликовыми. Наши геномы на 98 % совпадают – и это позволило Джареду Даймонду назвать человека «третьим шимпанзе» в своей одноименной книге.

Результаты того же анализа ДНК подтверждают, что мы и современные шимпанзе разделились на разные виды около пяти миллионов лет (100 000 дедов) назад. С этим можно поспорить, но в любом случае данное число недалеко от истины. Также незадолго до этого отпочковались гориллы. Самые ранние окаменелые останки наших предков-гоминид были обнаружены в Африке, а гораздо более поздние встречались в других частях мира, таких как Китай или остров Ява. Старейшими из известных нам являются два вида австралопитеков (Australopithecus) – каждому из них по 4–4,5 миллиона лет. Австралопитеки просуществовали порядочное количество времени и исчезли примерно 1–1,5 миллиона лет назад, уступив место представителям рода Homo: Homo rudolfensis («человек рудольфский»), Homo habilis («человек умелый»), Homo erectus («человек прямоходящий»), Homo ergaster («человек работающий»), Homo heidelbergensis («человек гейдельбергский»), Homo neanderthalensis («человек неандертальский») и, наконец, нам – Homo sapiens («человек разумный»). Другой вид австралопитеков неким образом оказался среди всех этих Homo. На самом же деле чем больше окаменелостей мы находим, тем более сложной становится наша предполагаемая родословная, и сейчас нам все сильнее кажется, будто бо́льшую часть последних пяти миллионов лет на африканских равнинах сосуществовало несколько видов гоминид.

Нынешние шимпанзе – достаточно смышленые приматы, пожалуй, гораздо более смышленые, чем те, которых декан пытался научить правописанию. Некоторые поразительные эксперименты показали, что шимпанзе способны понимать простой язык, если его представить им в символических образах. Они даже могут формулировать простые понятия и абстрактные ассоциации – причем все в языковых рамках. Построить космический лифт они не могут и не смогут, пока не эволюционируют настолько, чтобы не становиться добычей охотников.

Мы тоже не можем его построить, но не исключено, не пройдет и одной-двух сотен лет, как лифты будут стоять вдоль всего экватора. Нужно лишь создать достаточно прочный материал, например какой-нибудь композит с углеродными нанотрубками. Затем с геостационарных спутников будут спущены тросы, на них подвесят кабины лифта, оборудованные подходящей для космоса музыкой… И покинуть планету станет совсем просто. Затраты энергии, а значит, и предельные финансовые затраты будут близки к нулю, потому что, для того чтобы что-то поднять наверх, что-то нужно опустить. Вероятно, это будет лунный камень или платина, добытая на каком-нибудь астероидном поясе, а может, космонавт, которого пора сменить с дежурства. Правда, капитальные вложения в такой проект должны быть огромными – поэтому мы и не очень торопимся этим заниматься.

Здесь возникает серьезный научный вопрос: как эволюции удалось так быстро превратить приматов, не способных тягаться по умственному развитию с шимпанзе, в богоподобных существ, которые пишут шекспировские стихи? Как им удалось за такой срок продвинуться настолько далеко, что вот-вот будет воздвигнут (или обрушен) космический лифт? Не похоже, чтобы 100 000 дедов было для этого достаточно, если учесть, что из бактерий в первых шимпанзе они превращались 50 миллионов дедов [31].

Для столь резкого скачка была необходима какая-то новая уловка. И ей стало изобретение культуры. Именно благодаря ей каждый примат получил возможность использовать идеи и открытия тысяч других приматов. Она же позволила накапливать коллективные знания и не терять информацию со смертью ее носителя. В «Вымыслах реальности» мы ввели термин «экстеллект» для уловки подобного рода, и сейчас это слово уже начинает входить в оборот. Экстеллект похож на наш индивидуальный интеллект, но находится не внутри, а вне нас. Интеллект ограничен рамками, а экстеллект может расширяться до бесконечности. Экстеллект позволяет нам тянуться вверх всем коллективом, мысленно ухватившись за шнурки собственных ботинок.

Противоречие между благородными чувствами Шекспира и культурной среды, допускающей выставлять головы на пиках, в которой он жил, вытекает из того, что его очень интеллектуальный интеллект оказался среди не очень экстеллектуального экстеллекта. В то время немало людей обладали благородством, достойным восхваления Шекспиром, но их слаборазвитый экстеллект еще не успел передать это благородство в общую культуру. Культура была (или считалась) благородной в принципе – короли принимали власть от самого Господа, – но благородство это было варварским. При этом ее разбавляла варварская жестокость, служившая для королей средством самосохранения.

Можно придумать много способов создать существ, обладающих интеллектом, и гораздо больше способов объединить их в культуру, обладающую экстеллектом. У цивилизации крабов из «Науки Плоского мира» все шло хорошо, пока ее Большой скачок вбок не был нивелирован вернувшейся кометой. Мы сами все это придумали, но кто знает, что могло происходить здесь сто миллионов лет назад? Все, что нам известно наверняка – или в определенной степени «наверняка», ведь даже сейчас наши знания основаны на догадках, – это то, что некие существа, похожие на приматов, превратились в нас. И нужно обладать особым высокомерием и безрассудством, чтобы применить эту историю к остальной части вселенной, не приняв во внимание альтернативные варианты.

Важной составляющей нашей истории являются мозги. В отношении к массе тела люди обладают гораздо более крупным мозгом, чем любые другие животные на планете. Объем человеческого мозга в среднем составляет порядка 1350 кубических сантиметров, что примерно в три раза превышает объем мозга примата с аналогичными габаритами тела. Мозг кита крупнее нашего, но они гораздо крупнее нас, поэтому объем самого кита на одну клетку мозга больше, чем аналогичный показатель у человека. Но если речь идет о мозге, то, конечно, количество не столь важно, как качество. Однако мозг, способный выполнять действительно сложные задачи вроде разработки углеродных нанотрубок или починки посудомоечных машин, должен быть довольно крупным, так как возможности маленького мозга были бы ограничены из-за нехватки места для информации, необходимой для решения столь интересных вопросов.