Полигон - Руслан Мельников Страница 24

«Действительно, странно», – отстраненно согласился Денис. Так не принято. Так не было раньше. Никогда. Однажды на Эшафоте казнили трех группировщиков. И всех троих вздернули одновременно, сразу. В открытый палачом провал рухнули три тела и гудящими струнами натянулись три оголенных провода.

Эшафот просторен, Эшафот построен с запасом. При желании здесь можно вешать по пять-шесть человек зараз. И по десять, если нужно. А если очень прижмет, на люк поместится добрая дюжина. Да хоть полтора десятка встанет!

Так почему же сейчас?

– Амнистия! – торжественно объявил прячущийся за кадром спецкор.

Че-го?! У Дениса отвисла челюсть. «Амнистия» царапнула и вывела его из оцепенения. Уж слишком неуместным в репортаже о смертной казни казалось это слово. Амнистия и Эшафот… Отстраненость ушла. Засбоившая, пробуксовывающая мысль вновь обретала скорость, вновь обращалась к реальности.

– Личная амнистия Федерального Полномочного Посла! – продолжал невидимый спецкор. Кажется, он входил во вкус и уже не терялся в непривычной обстановке прямого включения. – Но только одна. На двоих.

Теоретически правом единоличного помилования в Ростовске обладали два человека: мэр-комендант и федеральный посол. Но одно дело – обладать и совсем другое – пользоваться. Ни Кожин, ни Черенков не пользовались. Ни разу. Как же! Даровать жизнь смертникам. Нарушителям. Преступникам. Что за варварская дикость?! Что за дикое варварство?! Интересно, откуда же сейчас у Кожина вдруг попер гуманизм? Из каких таких дыр?

И кто из двоих будет помилован? Денис задумался: а кого бы он сам хотел видеть живым? И кем бы предпочел пожертвовать?

Старый – нет, не друг, Славка никогда таковым не был, даже товарищем его можно назвать с большой натяжкой – скорее, просто знакомый… пусть хорошо знакомый… Коллега. В котором проснулся кровожадный инстинкт. Да именно так: старый хорошо знакомый коллега, но со странностями. Весьма неприятными, пугающими странностями.

Или новая знакомая? По большому счету, Дениса с Ночкой ничего ведь и не связывало. Даже наоборот: эта двуликая стервоза участвовала в нападениях на операторские квартиры. Благодаря ей же Кожин выловил беглецов-операторов у сгоревшей двадцатиэтажки.

С другой стороны, Ночка… Ах, Ночка-Ночка… Вспомнилась и возбуждающая возня в подземной темнице бомжей-каннибалов, и прощальный поцелуй через поднятый край вязаной маски. Ладно, с какой стороны тут ни посмотри – выбор не из легких. И пожалуй, хорошо даже, что сто сделает другой.

Так Славка или Ночка? Ночка или Славка?

– Амнистией воспользуется один. Кто именно – решится сейчас, на ваших глазах, – продолжал интриговать публику закадровый спецкор.

Хотя какой, на фиг, спецкор! До Дениса начал доходить истинный смысл затянувшегося сюжета. Его же ведет профессиональный шоумен! Новости закончились, начался праздник. Развлекуха в честь разгрома оргского клана. Новая игра стартует в эфире. Игра на выбывание. Доброе старое реалити-шоу под новым названием. «Эшафот».

Вот сейчас объявят о приеме звонков и сетевых сообщений. И зрители сами решат, кому из двоих осужденных вручить главный приз. Жизнь. А призов поощрительных здесь не предусмотрено.

Запуганному городу дарят веселье победителей. Роскошный подарок, ничего не скажешь! Может, где-то уже заключаются пари и принимаются ставки. Мужчинам, скорее всего, приглянется Ночка. Женщины предпочтут сохранить жизнь мальчишке. Или все будет иначе. Кол-л-лизей хренов!

Но ради чего все это? Да ясно же, как божий день, ясно: отследить тех, кто примет участие в голосовании. Еще одна попытка найти Дениса и Юльку – вот что это. Значит, отсюда, из квартирки Секретарши, ни Славка, ни Ночка не получат помощи. И подтверждения смертного приговора тоже. И так оно к лучшему.

Все оказалось проще. Безопаснее и интереснее для публики. Право выбора – кому уйти с Эшафота, кому – остаться по воле федерального посла-благодетеля предоставлялось… Денис выругался, выслушав закадровый комментарий. Самим осужденные предоставлялось это право. Им теперь решать, только им, этим двоим, с затравленными глазами. Славке и Ночке. На виду у камер решать, у всего Ростовска на виду.

Все предельно просто: одна амнистия на двоих. Кто-то остается жить, кто-то болтается в петле. Помилование – неделимо.

– Поскольку ни казнить, ни помиловать наполовину человека невозможно, – пошутил закадровый голос.

Такая вот арифметика. Одной амнистии на двух смертников слишком мало. Меньше, чем надо, ровно на одну жизнь. И чью-то жизнь нужно… Над красным кругом покачивалась петля оголенного провода.

– Этот Кожин совсем спятил! – тихо проговорила Юла.

Денис был согласен. Полностью. Устроить подобное мог только сумасшедший. И если на свете существуют не просто психи, а сумасшедшие ублюдки, то Кожин – их король.

* * *

Славка и Ночка хлопали глазами. Прямо в объектив. Крупный план. Крупные слезы… Нет, осужденные не плакали. Просто по щекам текли слезы. Сами. Условия странной амнистии для самих смертников оказалось полной неожиданностью. Потому и катились. Слезы.

Ненасытные камеры, пользуясь моментом, снова вцепились в бледные лица. Не крупный уже – сверхкрупный план жадно выхватил… Дрогнувший мускул – Славка. Трещинку на пересохших губах – Ночка. Движение загнанного зрачка – Славка. Влажную дорожку на щеке – Ночка.

И было во всем этом нечто неуловимое, нечто живое, нечто, что возникает лишь в интерактиве – в реальном времени, но исчезает бесследно в выхолощенных видеозаписях. Да, прямой эфир с Эшафота… В кои-то веки!

– Это для нас, – прошептала Юла. – Все, что сейчас показывают, – это только для нас.

Денис кивнул. Хорошо, что она догадалась сама. Объяснять столь очевидные и неприятные вещи не очень-то хотелось.

И все же прямой эфир был ошибкой федерала. Посол не дождался драчки за подаренную жизнь. Смертники не ругались, не упрекали, не обвиняли друг друга, не объясняли, не спорили, кто из них достойнее, не молили о пощаде. Возможно, у Славки с Ночкой просто не осталось сил для того, чтобы прожить последние минуты суетно, шумно и недостойно.

Потому и молчали. Оба.

Молчали и смотрели друг на друга. В глазах – страх и недоумение. А вот ненависти одного к другой, одной к другому, как ни старались настырные камеры, – нет. Потом все разрешилось. Вдруг. Благодаря Славке.

Денис не верил своим ушам, когда Вячеслав Ткач – самый молодой из следаков района – срывающимся, совсем еще мальчишеским голосом отказывался от амнистии. Добровольно. Камеры не успели отпрянуть сразу. И город увидел, какие сухие теперь у Славки глаза.

Зато плакала Ночка. Навзрыд. За двоих. И то были слезы радостного изумления, облегчения, безумной благодарности. Если она и хотела что-то сказать – не могла.

Опять всхлипнула Юлька. За компанию?