Куба, любовь моя - Михаил Ахманов Страница 24

– Вы позволите мне с ним поговорить? – спросил дон Луис.

– Разумеется. Только не подходите близко.

– Почему?

– В целях вашей безопасности.

Археолог вытащил очередную сигару, чиркнул зажигалкой, закурил и призадумался. Потом промолвил:

– Я могу встать за одним из этих камней. Выберу, какой побольше, и…

– Нет. Вы встанете за моим плечом. Справа от меня.

– Но, дон Педро…

– Делайте, как говорит мой муж, – сказала Анна. – Ему виднее.

Больше дон Луис не спорил. Хоть довелось ему стать участником двух сражений с упырями, он все еще думал о них как о людях и не учитывал их резвости. Нормальный человек, хоть олимпийский чемпион, не прыгнет с места на десять метров, а для вампира это не расстояние. Глазом моргнуть не успеешь, как он уже тут, а его клыки – на горле… Так что рисковать не стоило.

Бросив свой мешок под ближайший камень, я выбрал позицию шагах в двадцати от клиента. Он высился среди травы, точно монумент: воротник рубахи расстегнут, борода струится по мускулистой груди, ноги широко расставлены, лезвие шпаги сверкает. Очень, очень величественная фигура! Прям-таки командор – тот самый, что утащил в пекло Дона Жуана… Солнце было справа от него, а от меня – слева, так что мы находились в равном положении.

Он поднял шпагу, я изготовился отбить удар, но это была не атака, а приветствие. Франсиско Писарро, конкистадор, маркиз и губернатор Перу, салютовал мне как рыцарь рыцарю. В самом деле, странный упырь! Ни один из древних монстров, доживших до нашего века, такого бы не совершил; они впитали дух двадцатого столетия, в котором цена благородству и чести даже не медный грош, а деревянный рубль. Но Писарро жил в эпоху, когда честь еще чего-то стоила. Хотя, конечно, была подешевле, чем золото инков.

– Если хотите с ним поговорить, то сейчас самое время, – сказал я дону Луису. – Начнется драка, будет не до разговоров.

– Благодарю вас, дон Педро. – Археолог, забыв мои наставления, шагнул было вперед, но я вытянул руку с клинком, заставив его отступить. – Простите, я взволнован… взволнован, друг мой, как никогда до сих пор… даже в горле пересохло…

Но заговорил он ясным четким голосом, неторопливо и уверенно, и жесты его были спокойными, плавными, будто не на испанском он изъяснялся, а на языке меланхоличных финнов. Анна стоявшая за моей спиной, шептала мне в ухо, и эту беседу дона Луиса с великим завоевателем я привожу в ее переводе. Сам я улавливал лишь отдельные слова, и были они, по большей части, знакомыми или незнакомыми именами.

– Вы верите в Бога, дон Франсиско? – произнес старый археолог. – Считаете ли вы себя потомком Адама и Евы, одним из огромного множества людей, за которых отдал жизнь Иисус Христос, Сын Божий? Помните ли вы о подвиге и жертве Спасителя? Живы ли в вашей душе любовь к Нему и надежда на прощение? Хотите ли вы покаяться, очистить себя от скверны и спастись от адских мук?

Он сделал паузу и взглянул на часы. Вероятно, момент для этой речи был рассчитан с точностью до секунд – издалека, из Апакундо или другого ближнего местечка, донесся едва слышный перезвон колоколов. Звонили к заутрене.

Физиономия Писарро казалась высеченной из камня. Я знал, что он слышит колокольный звон – слух у вампиров превосходный. Когда колокола умолкли, он осенил себя крестным знамением и сказал:

– Кто вы такой, сеньор, чтобы говорить со мной о Боге и спасении души? Вы не похожи на священника… Или теперь святые отцы уже не носят ни крестов, ни сутан?

– Крест – вот он, – молвил дон Луис и, к моему удивлению, вытащил из-под рубахи крестик на шнурке. – Но я не священник, дон Франсиско, я Луис Барьега, тот, кто сдвинул камень с вашей могилы. Я изучаю жизнь людей вашего времени и то, что случилось в старину. Я профессор университета в Гаване и ваш друг. – Подумав, он добавил: -Если вы не возражаете, маркиз.

Писарро приподнял шпагу, и длинное лезвие сверкнуло в солнечных лучах.

– Если вы не священник, к чему вам заботиться о моей душе? К чему спрашивать, верю ли я в Спасителя и надеюсь ли на Его милость? Какое вам до этого дело, сеньор?

– Я – испанец и христианин! – Старый археолог гордо выпрямился. – Разве этого не достаточно? Разве не должен я помочь ближнему, имея такую возможность? Протянуть ему руку, принести надежду на спасение? Разве я…

– Не надежду вы принесли, но меч! – оборвал его Писарро. – Пришел с вами воин, вызванный мной, и в руке его – клинок! Или мои глаза меня подводят?.. – Он иронически усмехнулся и погладил бороду. – Нет, не подводят! Рыцарь этот мне знаком, как и его оружие!

– Он не будет с вами сражаться, – заверил дон Луис и прошипел на английском: – Спрячьте меч, дон Педро! Спрячьте, заклинаю вас! Иначе он мне не поверит!

Я сунул катану в ножны, но рукоять из пальцев не выпустил. Упыри хитры и коварны, и речь о божественном могла в любой момент смениться звоном клинков.

– Смотрите! – воскликнул дон Луис, касаясь моего плеча. – Смотрите, дон Франсиско! Он пришел сюда не как ваш враг! Он явился не один, а со мною, с мирным старым человеком, и со своей сеньорой супругой. И он пришел без своего мушкета! Разве это не доказательство? Разве вы не видите, что он не желает вас убивать?

Лицо Писарро уже не казалось каменным. Черты его дрогнули, шпага опустилась к земле, и мой противник спросил тихим глуховатым голосом:

– Зачем же тогда он здесь? Зачем, сеньор профессор?

– Он умеет излечивать… хм-м… таких… – археолог замялся, – таких людей, как вы. У него есть для этого особое лекарство.

– Умеет излечивать, – повторил Писарро с недоверчивым видом. – Что же он не излечил моих воинов – там, в ущелье? Или его лекарство – свинец, разбивший их черепа? Пули из его мушкета? Его кинжал и меч?

Дон Луис не успел ответить, как заговорила Анна.

– У дона Педро, моего супруга, очень мало лекарства. Он не может вылечить всех и не может помочь тем, кто не желает исцеления. Их он может только убить.

Наступила тишина. Сжимая рукоять катаны, я думал о том, что дон Луис действует верно, воззвав к религии и Богу. Он, несомненно, разбирался в средневековой психологии и знал, на какие кнопки следует давить – страх перед адом, спасение души, Господня милость и прочее из той же оперы. Может быть, это проймет Писарро до самых печенок или хотя бы заставит призадуматься. То, что он явился к нам в позапрошлую ночь, и то, что рассказывал Анне, такой надежды не исключало. Метаморфоза с его плотью уже произошла, но он еще не ощущал себя вампиром – в той степени, как это бывает с другими детьми Сатаны, питавшимися кровью сотни лет и мнившими себя владыками людского рода. Проще говоря, он еще не превратился в закоренелого упыря; очевидно, он даже страшился содеянного.

Так что шанс, пожалуй, был! Станет клиент человеком, откажется от бредовых идей по захвату Кубы и закончит жизнь в мирных беседах с доном Луисом и его коллегами. Возможно, как особо ценный экспонат, сделается сенсацией и удостоится всемирной славы… И пропечатают его портреты в журнале «Лайф» и в «Комсомольской правде», предъявит его зрителям канал «Дискавери», а «Аргументы и факты» настряпают кучу статей – в самом ли деле он Писарро или ловкий самозванец. Воистину блестящее будущее!